— Да нет, ладно, — говорит Меррин, но Терри уже снял куртку и передал ее вперед. Меррин постелила куртку себе на колени. — Спасибо, Терри, — говорит она еле слышным голосом и тут же с жаром продолжает: — Ты т-только не думай…
— Я ничего не думаю, — говорит Терри. — Успокойся.
— Иг…
— Я уверен, что и с Игом все в порядке. Не бери в голову.
Меррин оделяет Терри болезненной благодарной улыбкой, чуть наклоняется назад и спрашивает:
— Ты как?
Вытянув руку, она чуть касается его лба, которым он забодал не к месту оказавшийся ящик для инструментов. Терри инстинктивно отдергивается. Меррин убирает свои пальцы, кончики которых окровавились, глядит на них, глядит на Терри:
— Надо бы марлю.
— Все в порядке, — говорит Терри. — Ничего страшного.
Меррин кивает и отворачивается, и тут же улыбка ее исчезает, глаза ее смотрят в пустоту на что-то такое, что никому другому не видно. Она раз за разом складывает что-то в руках, складывает и разворачивает, снова и снова. Галстук, Игов галстук. Почему-то это даже хуже, чем видеть ее всю в слезах, и Терри отворачивается. То, что он в жопу обдолбанный, ничуть не помогает, ему хотелось бы пару минут полежать без движения, чуть придавить и снова стать свеженьким и самим собой. Ночь стала для него прогорклой и противной, очень быстро, и ему нужен какой-нибудь виновник, кто-нибудь, на кого разозлиться. Он останавливает свой выбор на Иге. Его раздражает, что Иг вот так вот слинял, оставив ее под дождем, поступок детский и смехотворный. Смехотворный, но ничуть не удивительный. Меррин была для него любовницей, теплым одеялом, мудрой советницей, защитным барьером против мира и лучшим другом. Иногда начинает казаться, что они женаты уже с того времени, когда Игу было пятнадцать. Но при всем при том это начиналось как отношения школьников, начиналось, да и осталось. Терри был уверен, что Иг никогда не целовал другую девушку, не говоря уж о том, чтобы трахнуть. И сейчас ему вдруг захотелось, чтобы у брата было побольше опыта. И не потому что Терри не хотел, чтобы брат был с Меррин, а потому что… ну, потому что. Потому что любви нужен контекст. Потому что первые отношения непременно незрелые по своей природе. Ну, значит, Меррин захотелось, чтобы они получили шанс повзрослеть. Ну и что?
Завтра утром по пути в аэропорт Коган Терри будет с Игом один на один и попробует вправить ему мозги насчет пары вещей. Он скажет Игу, что его мысли про Меррин, про их отношения — мол, все это было намечено свыше, мол, она не в пример совершеннее всех остальных девушек, мол, их любовь не в пример совершеннее всех других Любовей, мол, когда они вместе, то способны творить небольшие чудеса, — что все это тошнотворная чушь. Если Иг ненавидит сейчас Меррин, то это просто потому, что обнаружил в ней реального человека, со своими недостатками и нуждами и желанием жить в реальном мире, а не в Иговых снах. Потому что она любит его достаточно, чтобы отпустить на свободу, и он должен быть готов сделать то же самое, потому что, если ты кого-нибудь любишь, ты можешь отпустить его на свободу, и… мать твою, это же была песня Стинга
[26]
.
— Меррин, ты как, нормально? — спрашивает Ли.
Она все еще дрожит, почти что судорожно.
— Нет. Д-да. Я… Ли, останови, пожалуйста. Прямо здесь.
Эти последние три слова она произнесла как настоятельную просьбу о помощи.
Направо поворот к старой литейной, поворот крутой, слишком крутой, чтобы в него вписаться, но они все равно поворачивают. Терри упирается рукой в спинку сиденья Меррин и с трудом удерживается от крика. Правые колеса попадают на рыхлый гравий и расшвыривают его в стороны, оставляя глубокую четырехфутовую борозду.
Кусты царапают бампер и с треском ломаются. «Кадиллак» прыгает на глубоких колеях, но все равно едет еще слишком быстро; шоссе остается сзади и исчезает. Впереди через дорогу натянута цепь. Ли резко тормозит, руль дергается в его руках из стороны, в сторону. Машина останавливается, касаясь фарами цепи, даже немного ее натягивая. Меррин открывает дверцу и высовывает голову наружу, ее тошнит. Раз. Еще. Долбаный Иг, в этот момент Терри его ненавидит.
Да и к Ли он тоже не испытывает слишком уж дружественных чувств, это ж надо — разворачивать машину так круто. Они уже точно остановились, а какой-то частью Терри все еще кажется, что они продолжают двигаться, продолжают скользить вбок. Будь косяк у него в руке, он бы вышвырнул тот в окно — его корежит от одной только мысли сунуть эту штуку в рот, это было бы как проглотить живого таракана, — но косяка у него нет, и он не знает, куда тот подевался. Он трогает свой оцарапанный, тупо саднящий висок и болезненно морщится.
Капли дождя с расстановкой стучат по ветровому стеклу. Вот только это не дождь, больше не дождь. Просто капли, падающие с нависающих веток. Не прошло и пяти минут с того времени, когда ливень хлестал с такой силой, что капли отскакивали от дороги, но по всегдашней привычке летних гроз сегодняшняя тоже развеялась также быстро, как и собралась.
Ли вылезает наружу, обходит машину и садится на корточки рядом с Меррин. И что-то ей негромко говорит спокойным вразумляющим голосом. Однако когда Меррин отвечает, ответ ему не нравится. Он повторяет свое предложение, и на этот раз ее ответ можно расслышать, звучит он весьма недружелюбно.
— Нет, Ли. Я просто хочу вернуться домой, переодеться в сухое и снова почувствовать себя человеком.
Ли встает, подходит к багажнику, открывает его, что-то достает. Мешок с тренировочной формой.
— У меня тут треники. Рубашка. Штаны. Теплые и сухие. И к тому же безо всякой блевотины.
Меррин говорит ему «спасибо» и выходит из машины во влажную, ветреную, жужжащую насекомыми ночь, накинув на плечи спортивную куртку, которую дал ей Терри. Она тянется за мешком, но Ли отпускает его не сразу.
— Ты же понимаешь, что должна была это сделать. Было чистым безумием думать, что ты сможешь… что кто-нибудь из вас сможет…
— Я просто переоденусь, ладно?
Выдернув у него мешок и свернув на дорогу, Меррин пересекает снопы света от фар; ее юбка прилипла к ногам, а блузка на какое-то мгновение становится в ярком свете совсем прозрачной. Терри восхищенно глазеет и ловит себя на этом, и заставляет себя отвести взгляд, и в этот момент замечает, что Ли тоже глазеет. И впервые задается вопросом, не может ли статься, что у старого доброго Ли Турно есть некоторый интерес к Меррин Уильямс — или, по крайней мере, у него на нее стоит. Меррин удаляется от машины — сперва она идет по световому туннелю, вырезанному фарами, а затем сходит с гравия в темноту. И это последний раз, когда Терри видит ее живой.
