Он припарковал «ролле» возле своего дома и поднялся на лифте на нужный этаж. Войдя в квартиру, он повсюду включил свет. Потом снял пальто и бросил его возле двери. В квартире было холодно, отопление опять не работало. Клемент вдруг с удивлением заметил на стене детский рисунок Мой, который долго висел у него в спальне, а недавно ему почему-то взбрело в голову перенести его в гостиную. На этом ярком карандашном рисунке была изображена детская головка с бледным круглым лицом и большими синими глазами, окруженная множеством цветов, по всей видимости лилий. Задний план с увенчанной белым шаром белой колонной, установленной на какой-то зеленой полоске, позволял предположить, что юная художница хотела изобразить плавающего в пруду ребенка.
«Да это же не колонна с шаром, — подумал Клемент, — а луна, отбрасывающая бледный свет на головку тонущего в пруду ребенка! Почему же я не понял этого раньше?»
Он поднял два лежавших на полу письма. Одно пришло от его агента, другое прислали из маленького театра, который вполне мог заинтересовать его. В обоих случаях ему предлагали позвонить по указанным телефонам. Клемент забросил письма в мусорную корзину и включил отопление. В глаза ему бросились грязные следы, оставленные им на казахском коврике. Вдруг в голове его вспыхнула тревожная мысль. Бейсбольная бита! Где же она сейчас? Клемент выскочил в прихожую и схватил брошенное на пол пальто. Встряхнув его, он обшарил карманы в поисках биты. Ее там не оказалось. Он бессмысленно и тупо обыскал всю квартиру. Когда же он в последний раз видел ее? Лукас спросил о ней, когда они сидели и ждали в машине. Клемент ответил, что она лежит у него во внутреннем кармане пальто. Он вспомнил, что поднял руку и коснулся ее. Что же случилось с ней потом? Клемент не вспоминал о ней до нынешнего момента. Должно быть, она выпала у него из кармана во время этого суматошного вечера и валяется где-то на той поляне, представляя собой безоговорочную и ужасную улику. Может, Лукас подобрал ее или даже незаметно вытащил из кармана Клемента? Сейчас ему припомнилось, что во время «первого события» Лукас вынул у него бумажник. А теперь… неужели Лукас в той темноте мог на самом деле снова ударить Питера? Клемент застонал и в ярости сжал кулаки. Не лучше ли ему прямо сейчас… не должен ли он прямо сейчас отправиться на поиски биты?
«Я смертельно устал, — подумал он, — уморить себя я всегда успею».
Клемент решил, что утро вечера мудренее. Утро… ох, как же страшило его завтрашнее утро! Проглотив пару таблеток снотворного, он улегся в кровать, но еще очень не скоро ужасные мысли позволили ему уснуть.
Новый день начался. Рассчитывая провести всю ночь в размышлениях, Беллами заснул крепким и здоровым сном, как только его усталая голова коснулась подушки. Под окном поблескивал мокрый пол, а в комнате стояла такая холодина, что он навалил на кровать все имеющиеся в доме одеяла и одежду. Пробудившись и сбрасывая остатки сна, Беллами в первую очередь подумал о письме отца Дамьена. В частности, он вспомнил и мысленно повторил слова: «Ищи Господа в своей собственной душе». Казалось, он проснулся с этой фразой на устах. Продолжая лежать в кровати, Беллами пребывал в удивительной прострации. Все его существо вдруг исполнилось какой-то теплой магнетической силы, которая, собственно, и исходила от Бога, от совершенной Божественной любви. Тогда он подумал:
«Конечно же, Бог не живет в моей душе, а я живу в душе Бога, или, вернее, я приобщен к божественным истокам. Почему же я не мог понять этого раньше?»
Окончательно разбудили его уличные крики. Что-то ударило в его окно. Беллами приподнялся на кровати. Им тут же завладела одна мысль, начисто стершая воспоминания об отце Дамьене и Боге. Он осознал, что кто-то пытается пробиться к нему сквозь облачную завесу. Может быть, о нем вспомнил Магнус Блейк? И в этот момент в памяти Беллами всплыли события вчерашнего вечера. Он судорожно вздохнул, вскочил с кровати и быстро оделся. Надо немедленно ехать к Питеру. Почему он вообще покинул его? Он же мог с легкостью спрятаться где-нибудь в том доме. Почему же ему не пришла в голову такая простая мысль? Он мог оставаться там всю ночь и приглядывать за Питером, он мог спасти Питера от самоубийства. Он должен отправиться туда немедленно. Но тут Беллами вспомнил, что не имеет понятия, где именно Питер живет, он не заметил даже, в каком районе Лондона они находились. Возможно, ему больше не суждено найти Питера. Беллами решил, что имеет смысл зайти в «Замок», вероятно, адрес Мира известен его владельцу. Хотя, возможно, Питер попросил его никому ничего не говорить. Тогда Беллами подумал, что Клемент наверняка должен знать, он должен был все запомнить. А что, если он забыл? Беллами накинул пальто и, выбежав из дома, бросился к ближайшей телефонной будке. Телефон в ней, однако, испортили какие-то вандалы. Он побежал дальше, высматривая другой телефон. Наконец, найдя исправный аппарат, он набрал номер Клемента, но на его звонок никто не ответил. Продолжив свою утреннюю прогулку, Беллами высматривал по пути телефонные будки, возбужденно жестикулируя и разговаривая сам с собой.
Очнувшись от короткого, как ему, вероятно, справедливо показалось, сонного забытья, Клемент мгновенно осознал положение дел. Все события вчерашнего вечера, как говорится, скопом всплыли в его памяти. В его голове господствовало одно безумное убеждение, оно маячило в ней темным облаком, подобно черной завесе, которую ему удалось магическим образом скопировать (предположительно) с памяти Питера Мира. Убеждение Клемента заключалось в том, что именно Лукас умудрился как-то устроить все это дьявольское представление. Оно явно смахивало на поединок, и победа осталась за Лукасом. Больше всего Клемента тревожила пропавшая бейсбольная бита, и он уже мысленно видел Лукаса, поднимающего ее, чтобы окончательно прикончить противника. Но во всем этом виноват он, Клемент! Зачем он взял с собой это оружие, почему притащил его вчера на то злосчастное место? Потому что Лукас велел ему. Более того, почему он так глупо хранил эту роковую биту во время отсутствия Лукаса, а после возвращения притащил ее обратно, точно преданный хозяину пес? Почему он не уничтожил орудие или, учитывая, как трудно ликвидировать такую штуковину, не выбросил ее в Темзу? Нет, он раболепно положил ее на стол перед Лукасом. Потому что, в конце концов, она принадлежала Лукасу и напоминала об их детстве? Потому что являлась доказательством преступного намерения Лукаса? А может быть, потому, что этот магический предмет роковым образом связывал их долгие и странные отношения? Клемент глянул на часы. Они показывали половину восьмого.
«Я немедленно поеду в тот парк, — решил он, — Если ее там не окажется, то она может быть либо в столе у Лукаса, либо в полицейском участке».
Тут Клемент вспомнил о «роллсе».
«Нет, — подумал он, — сначала надо избавиться от машины, а потом поймать такси».
Он выбежал на улицу, нашел шикарный автомобиль там же, где оставил его (естественно, без штрафного талона), и углубился в лабиринт лондонских улиц. Но он попал в час пик. В итоге поездка, ночью занявшая едва ли больше двадцати пяти минут, теперь затянулась на час с лишним. Напоследок Клемент слегка заблудился и немного покружил по улочкам с одинаковыми особняками. Свернув в итоге на нужную подъездную аллею, он подогнал «ролле» к дому, вышел и запер его. Потом бросил ключи в холл через почтовую щель. Дом ответил ему гулким эхом. И тишиной. Уходя, Клемент оглянулся на особняк. В комнате верхнего этажа, где по его предположениям находилась спальня Питера, он увидел плотно задернутые шторы. Продолжив путь, он бросил взгляд на машину и испытал странное волнение: с каким наслаждением, если бы все сложилось иначе, он прокатился бы по Лондону на этом автомобиле.
