— Не уезжайте с ними. Это немыслимо. Просто какой-то ночной кошмар! Скажите этому доктору, что вы будете приезжать и наблюдаться у него, что в вашем отъезде нет необходимости, останьтесь здесь, и все будет хорошо. Я не доверяю этим людям, прикатившим в фургоне с двумя громилами. Вы были правы, что сбежали от них, не надо возвращаться, ведь вам уже лучше, вы счастливы, вы свободны. Разве вы сами не чувствуете, что выздоровели? Почему же вы хотите вернуться к ним, вновь стать пленником?!
Питер вытащил из глубин шкафа большой чемодан.
— В общем, — ответил он, — я устал скрываться и жить во лжи. Я вел жизнь, отягощенную страхом. А теперь я могу смело продолжить лечение.
— О чем вы говорите? Вы не должны уезжать. Эти ученые люди одурманят вас всякими лекарствами, они только навредят вам, они просто не смогут понять вас, они разрушат ваш покой.
— Я обязан им жизнью. Но это еще не все. Беллами, прекратите же заламывать руки. Это внезапное вторжение, вероятно, пойдет мне только на пользу. Вынужден признать, что чертовски устал… Все произошло слишком быстро. Я не в состоянии сразу переварить эти изменения и продолжать нормально жить в моем просветленном состоянии, то есть в состоянии, восстановленном благодаря возвращению ко мне памяти. Мне нужно постепенно привыкнуть к нему. Я не хочу подвергаться опасности внезапных обмороков.
— Да, конечно же, вы устали, вам нужен покой, но вы сможете отдохнуть и здесь. Теперь вы обретете покой, сможете восстановить все силы в вашем собственном доме, Питер. Это невыносимо, мое сердце разрывается, я так боюсь за вас. И как же быть с вашим грандиозным замыслом, с вашими добрыми делами? Я же могу стать вашим секретарем… могу защитить вас, могу проследить за вашим отдыхом, за тем, чтобы все наши планы осуществлялись постепенно… Я так обрадовался за вас и за себя… А теперь мне стало страшно.
— Беллами, дорогой мой, мы еще вернемся ко всем этим вопросам. Это просто необходимая временная передышка. Считайте, что я всего лишь ненадолго уединился. Я вернусь. А теперь нам пора спускаться. Прошу, не будоражьте остальных. И ничего не бойтесь, Беллами, мы скоро вновь встретимся. Так, минутку, мне понадобится пальто и шарф, и надо еще сменить туфли…
Тем временем все гости высыпали из гостиной в холл и обступили доктора Фонсетта, проявляя некоторые признаки угрожающей толпы. В его сторону летели неопределенные сердитые высказывания, и в какой-то момент Майкл и Джонатан почувствовали необходимость выступить вперед и убедиться, не подвергается ли их шеф явной опасности.
— Он всегда казался мне совершенно здоровым, — громко заявила Луиза, — Сначала он выглядел немного эксцентричным, но нам удалось во всем разобраться, его странность в том, что он просто добрый человек! В конце концов, если подумать о том, какое несчастье свалилось на его голову… что вы собираетесь с ним делать, к чему такая спешка? Все это похоже на какое-то похищение!
— Вы спрашиваете, что я делаю, — подхватил Фонсетт, — Я просто выполняю свой долг, как врач, как ученый. Я не обладаю магическими способностями. Мы с Питером очень хорошо понимаем друг друга, мы проделали с ним вместе большую работу и продолжим ее. Он все еще мой пациент.
— Я только сегодня познакомился с господином Миром, — начал Джереми Адварден, — но согласен с миссис Андерсон в том, что в ваших методах проявляется излишняя поспешность и бестактность. Вы таким собственническим тоном заявляете, что он ваш пациент. Ваша позиция подозрительно авторитарна. Я, например, совсем не убежден, что хозяин дома собирается уехать с вами исключительно по собственному желанию. Хочу предупредить, что ваши собственнические претензии могут привести к неприятностям, связанным с законом. От ваших действий слегка попахивает насильственным похищением, именно похищением, судя по всему, богатого человека.
— Точно, — поддержала его Кора, — он печется ради денег. Ему выгодно продолжать внушать пациентам, что они больны, ведь тогда его карманы наполнятся их щедрыми чеками!
— Полагаю, — продолжил Джереми, — что вам лучше уйти и позволить нашему хозяину самому спокойно оценить свое положение. Ведь он только недавно вернулся в свой дом, и, как мне кажется, ему следует дать возможность спокойно отдохнуть в привычной обстановке.
Его поддержал нестройный хор голосов: «Да, конечно», «Дайте ему отдохнуть».
— Мне жаль, — произнес Фонсетт, — что обстоятельства моего прибытия оказались столь неожиданными и, к несчастью, приобрели оттенок трагедии. Я предпочел бы тихое прибытие и дружескую беседу. Но вы, я имею в виду всех вас, лишь недавно познакомились с Питером, которого эта дама признала необычной и эксцентричной личностью. В этой истории есть один момент, о котором никто из вас не знает. Он пришел в вашу жизнь совсем недавно как жертва трагического несчастного случая, от которого, казалось бы, так удивительно быстро поправился. Он любезно сказал, что обязан жизнью мне и доктору Ричардсону. Фактически он не упомянул или, вероятно, просто забыл о других талантливых докторах, которые изначально упорно боролись за его жизнь. Мы наблюдаем за ним довольно давно! Его побег из нашей клиники наряду, скажем так, с серией рискованных приключений вызван широко известным маниакально-депрессивным поведением. Он пережил период сверхактивной экзальтации, и теперь — как он сам признает, а его возвращение в дом подтверждает это — ему предстоит период меланхолического истощения, который может привести к отчаянию, даже самоубийству. Он нуждается в помощи специалистов…
— А какие методы вы используете? — спросил Эмиль.
— Я не уверен, что правильно понял ваш вопрос, — ответил Фонсетт, — Но в любом случае для объяснений потребовалось бы много времени. Говоря коротко, мы не психоаналитики, мы психиатры. Мы не строим предположения на основе сновидений пациентов или на пережитых ими в детстве стрессах…
— Значит, вы пичкаете их лекарствами.
— Это отчасти входит в наши методы лечения. Я понимаю, что вы достаточно сведущи, чтобы испытать тревогу при упоминании о лекарствах.
— Да, я встревожен, — сказал Эмиль, — Я совсем недавно познакомился с этим умным и здравомыслящим человеком, и мне не верится, что он нуждается в вашем лечении, каким бы оно ни было.
— Верно, верно, — согласился Кеннет Ратбоун, — Подозреваю, что я знаю его лучше всех присутствующих и могу сказать, что еще не встречал таких отличных парней, причем на редкость разумных…
— Конечно, вы понимаете, он же буддист, — вставила Джоан, которой уже давно хотелось высказаться, — он духовная личность, что-то вроде святого человека. Ему не нужны доктора! Скорее вы нуждаетесь в нем, а не он в вас!
— Да, и более того, есть такие духовные основы, — поддержал ее Эмиль, — которых вы, ученые, не понимаете, и именно такие глубочайшие проявления приносят человеку покой.
— Значит, он сказал вам, что стал буддистом! — снисходительно промолвил Фонсетт, ни в коей мере не смущаясь враждебным тоном своих критиков, — Что ж, он действительно поверхностно ознакомился с буддизмом во время одной из деловых поездок в Японию. Кстати, помимо мясника в его ведении еще и торговля рыбой, как он не успел вам сообщить! Я согласен с вами (он кивнул Эмилю) в том, что на нашей планете существуют серьезные духовные основы. Буддизм является глубоким учением, и для постижения его требуется много времени. Быстро полученные представления о нем неизменно бывают поверхностными, а в таком случае ум, склонный к фантазиям, должен пребывать на совершенно нереальном уровне. Вы обвиняете меня в спешке, но сами вы все, как мне кажется, сделали поспешные выводы! Питеру на редкость быстро удалось собрать много новых друзей! Он, очевидно, устал от общества промышленных магнатов. А вы все с завидной скоростью приняли его в свой дружеский круг. Вот вы, что вы думаете о нем? — спросил вдруг Фонсетт Клемента.
