Клемент ожидал такого вопроса, хотя не мог придумать никакой причины, по которой спросили именно его.
— Мне очень жаль Питера, — тихо ответил он.
— Понятно, но что вы о нем думаете?
— Я не настолько хорошо его знаю, чтобы иметь ясное представление. Как и все остальные, я полагаю, что он в некотором роде замечательный человек.
— В некотором роде… в каком же роде? Неужели вы ничего больше не можете сказать? Ваше мнение интересует меня.
— Нет, я не могу сказать больше! — Клемент помедлил и резко добавил к своему собственному изумлению: — Ох, идите вы к черту!
— Хорошо сказано, приятель, — заметил Ратбоун.
— Я думаю, что он добрый человек, — вдруг вклинилась Мой, стоявшая в стороне от окруживших Фонсетта критиков.
Послышались одобрительные возгласы.
— Мой права, — согласилась Кора Брок, — он похож на праведника!
— Мне вовсе не хочется обижать чьи-либо чувства, — продолжал Фонсетт, — но заявления такого рода, которые люди зачастую склонны делать, почти всегда порождены излишней романтичностью. Много ли нам известно о человеческой натуре, много ли каждому из нас известно о самом себе? Мы, ученые, знаем в нашей конкретной области довольно много. Но любые так называемые моральные или религиозные понятия являются по природе своей весьма неопределенными. Эта особенность является главной и неотъемлемой чертой человеческой натуры. Религия связывается с присущим уму творческим воображением, она связывается и с сексуальными способностями. Это, разумеется, широкие обобщения. Но я предполагаю просто, что все вы, по различным тайным мотивам, предпочли бы выбрать Питера, о котором почти ничего не знаете, вашим гуру, вашим духовным наставником!
— Гмм, а что, собственно, плохого в сексе? — удивилась Джоан. — Он дает свободу, дает жизнь, нечто вроде пасхального воскресенья. Мы все приобщились к пище богов, побывали в аду, воскресли и спаслись, мы стали прекрасными, и поэтому мы любим Питера, и поэтому мы нуждаемся в нем, великий дух должен получить свободу!
— Так и есть! — воскликнул Ратбоун, — Мы нуждаемся в нем, вы забираете его от нас, а мы придем и освободим его!
В этот момент на лестнице появился Питер, сопровождаемый Беллами. Горестные и возбужденные возгласы встретили его появление. Питер спускался по ступенькам, перебросив через руку пальто, а Беллами тащил чемодан. Джонатан и Майкл подошли к подножию лестницы. Группа гостей рванулась вперед, потом разбрелась по холлу. Фонсетт взял Питера под руку, и они направились к выходу. Эмиль и Кеннет уже загородили дверь. Джереми присоединился к ним. Беллами по-прежнему следовал за Питером по пятам, не выпуская из рук его чемодан.
— Пожалуйста, подождите, — произнес Джереми, — не надо так торопиться. Поставь ты этот чемодан, Беллами. Почему нельзя, по крайней мере, подождать до завтра? Мы хотим убедиться, что Питер хочет пойти с вами.
— И так ли уж ему необходимо вообще идти с вами! — прибавил Кеннет.
Фонсетт ничего не сказал, но повернулся к Питеру, отпустив его руку.
Питер сказал стоявшим у дверей защитникам:
— Благодарю вас, благодарю от всего сердца, но я уже объяснил Беллами, что ухожу вполне охотно. И я согласен с Недом, что лучше побыстрее осуществить этот уход, — Он повернулся к остальным гостям, окружившим доктора: — Прошу прощения за столь поспешный отъезд. Мне хотелось успеть поговорить со всеми вами, но, к сожалению… не хватило времени. Мы еще увидимся. Спасибо вам, дорогая Луиза… добрая, милая Луиза… — Питер помедлил, словно пытаясь придумать, как уместить в пару слов множество обуревавших его чувств, и наконец добавил: — Вы понимаете, — Потом обратился ко всем: — Я приношу благодарность вам, так любезно желавшим освободить меня… и… детям… Не плачь, Мой, мы с тобой понимаем друг друга… А славную Сефтон впереди ждут великие дела, и у Харви все будет хорошо, и у Алеф… м-да… Алеф… прошу, простите мою сбивчивую речь… Я понимаю моих старых друзей миссис Келлоу и Пэтси. Пожалуйста, не огорчайтесь, мои дорогие, я вернусь… и тогда мы устроим другую вечеринку, которая уже не закончится слезами. А сейчас позвольте мне просить вас, пожалуйста, останьтесь и закончите ужин, ради меня сделайте это, прошу вас!
Пэтси вытирала глаза краем передника, а миссис Келлоу плакала навзрыд. Питер помедлил, видимо раздумывая, как завершить прощание. Потом вдруг повернулся к Клементу, стоявшему чуть в стороне от остальных возле двери в гостиную. Они обменялись долгими напряженными взглядами.
— Присматривайте за братом! — громким голосом отчеканил Питер.
Клемент ответил тихим возгласом, похожим на подавленное рыдание.
— Вот моя визитная карточка с адресом клиники, — произнес Фонсетт. — Кому мне отдать ее? — Джереми Адварден протянул руку и взял ее. — Теперь вперед, Питер, прощайтесь, и едем.
— Передайте Алеф… — обратился Питер к Луизе.
Но в этот момент Фонсетт дернул его рукав, он, не закончив фразу, поднял руку и, сделав общий прощальный жест, направился к двери, у которой уже стояли Джонатан и Майкл. Эмиль, Джереми и Кеннет отошли в сторону, дверь открылась, и Фонсетт с Питером вышли из дома, за ними последовал Беллами. Яркие уличные фонари подсвечивали падающий снег и запорошенный незатейливый фургон. Джонатан открыл задние дверцы, а Майкл забрался на водительское место.
— Вот ваш чемодан, — сказал Фонсетт, забирая его у Беллами и засовывая в машину. Он также позаботился и о пальто Питера, бросив его на сиденье.
Беллами бросился к Питеру и схватил его за руку.
— Возьмите меня с собой!
— Нет, мой дорогой Беллами, позже, вы приедете ко мне позже, не сейчас.
— Позвольте мне поехать, — попросил Беллами Фонсетта. — Ему нужна моя помощь, я его секретарь, ему нужно, чтобы я поехал с ним.
— Не думаю, что ему это нужно, — возразил Фонсетт, — Он же только что сам отказал вам. В любом случае, сейчас вы не можете поехать с нами, извините.
Беллами продолжал удерживать Питера.
— Спасибо вам, Беллами. — Питер поцеловал Беллами в щеку.
Потом, следуя за Фонсеттом, он забрался в фургон. Стальная преграда в виде руки Джонатана оттолкнула Беллами назад. Джонатан залез в машину и закрыл дверцу. Немного сдав назад, фургон мягко прошелестел шинами по снегу, развернулся, проехал по подъездной аллее и исчез за воротами.
— Пойдем же в дом, Беллами, — крикнул Клемент, — если не хочешь окончательно превратиться в снеговика.
Клемент стоял в дверях дома, хотя остальные гости уже вернулись внутрь. Беллами медленно направился к крыльцу. Клемент стряхнул снег с головы друга и с его пиджака. Потом он провел Беллами по холлу к библиотеке, месту временного заточения Фонсетта. Войдя туда, Клемент запер дверь, усадил Беллами на бордовый кожаный диван клубного стиля — с мягкой спинкой, переходящей в подлокотники, — и сам уселся рядом с ним. Мой плакала на ступеньках лестницы. Сефтон, пристроившись рядом, поглаживала длинную косу сестры. Луиза, к которой уже подошла Конни, плакала на одном из диванов в гостиной. Мой, забывшая носовой платок, вытирала глаза рукой, пока Сефтон не извлекла из кармана своего бархатного жакета большой мужской платок. Изящный батистовый платочек Луизы уже весь промок от рыданий, и Конни, забрав его, предложила ей взамен свой, не менее изящный, но, видя переживания Луизы, она и сама не сдержала слез. Пэтси и миссис Келлоу, удалившиеся со своим горем на кухню, сидели, уткнувшись в полотенца.
