— Мисс Кокейн! — произнес Рейнбери, сумев объединить в этих двух словах удивление и почтение.
— О, прекрасно, — чуть слышно сказала та. Рейнбери не понял, к чему это относилось. Анетта протянула ему руку. — Мы раньше встречались, — как бы подсказала она.
— Ну как же, помню! — воскликнул Рейнбери, вспоминая, как тогда Анетта всех извела своими шалостями. — Весьма неожиданный сюрприз!
«Чего этой маленькой дьяволице от меня надо?» — задал себе вопрос. Потом, еще в полураздражении, он подумал: раз уж так получилось, то не постараться ли извлечь из этого визита хоть что-то хорошее, превратить его в некое развлечение? Помимо раздражения он чувствовал в себе склонность к легкомыслию.
— Зайдемте в дом и выпьем чего-нибудь, — предложил он.
И Анетта последовала в гостиную.
Пока Рейнбери разливал шерри, она, как-то нелепо замерев посреди комнаты, рассматривала все вокруг с заинтересованным и вместе с тем с каким-то отсутствующим видом.
— Садитесь, Анетта, — сказал Рейнбери. — Вы не против, если я вас буду так называть? Ведь я помню вас с тех пор, как вы были ребенком.
— Пожалуйста, как вам будет угодно, — согласилась Анетта. Бросив пальто на пол, она стремительно отпила из бокала. Ее будто ничего не смущало, и в то же время что-то сковывало.
Расположившись напротив, Рейнбери принялся рассматривать гостью. Он сразу отметил, как воздушно, совсем по-летнему она одета. На ней была тонкая хлопчатобумажная блузка, льняная юбка и алый шарф, который она, сняв с шеи, вертела теперь в руках. Эта скудость одежды еще больше подчеркивала ее стройность. Блузка легким облачком прикрывала грудь. Рейнбери почему-то вдруг вспомнил прозрачную улитку — и улыбнулся.
— Как Роза? — спросил он.
— Сердится на меня, — с легкой гримаской ответила Анетта.
— Почему?
— Не знаю. Может, из-за того, что я бросила школу. Нет, не знаю.
— А вы бросили школу? — удивился Рейнбери.
— Да. Я училась в Рингхолл-колледж, но потом решила, что лучше делать это самостоятельно.
— И какие же науки вы собираетесь изучать? — поинтересовался Рейнбери.
— Еще не знаю. В настоящий момент я просто наношу визиты.
— А, понимаю, — покачал головой Рейнбери. — Чтобы найти того, кто мог бы вам помочь в вашем учении.
Анетта с подозрением глянула на него.
— С тех пор, как я прибыла в Англию, у меня почти не было времени, — словно объясняя что-то, сказала она. — Я уже давно собиралась вас навестить.
— И Роза вас отговаривала? — тут же задал вопрос Рейнбери. — От визита, я подразумеваю.
— Признаться, да, — согласилась Анетта.
— С Розой наверняка не так-то легко ужиться, — проговорил Рейнбери. Ему хотелось подтолкнуть Анетту к осуждению Розы.
— Нет, она очень хорошая, — ответила Анетта.
«Это тебе только кажется», — мысленно возразил Рейнбери. Только теперь, приободрившись, он понял, в какой тоске провел почти весь день. Он снова налил Анетте вина и себе тоже.
— Вы дружите с Мишей Фоксом, не так ли? — спросила девушка.
«Ах, вон оно что!» — подумал Рейнбери.
— Да, — сказал он. — И вы тоже?
— Я видела его всего один раз. Он какой-то странный человек, вам не кажется?
Сталкиваясь с этим довольно часто, Рейнбери все же никак не мог примириться с мыслью, что люди приходят к нему чаще всего именно за тем, чтобы выведать что-нибудь новое о Мише Фоксе. И сейчас он стиснул зубы.
— Что же в нем такого странного? — поинтересовался он.
— Не могу объяснить, — попыталась пояснить Анетта. — Он такой, как бы это сказать…
— Я не нахожу в нем ничего странного, — не дождавшись конца фразы, продолжил он. — Не говоря о глазах, в Мише только одно качество можно считать исключительным — его умение выжидать. Я еще не встречал человека, который, вынашивая сотни планов, а у Миши именно сотни планов, в буквальном смысле готов ждать годы, пока тот или иной из них, подчас самый тривиальный, так сказать, созреет, — завершил Рейнбери и с враждебностью посмотрел на Анетту.
— Правда, что он плачет, если прочтет что-нибудь грустное в газете? — спросила она.
— Досужие сплетни, не более, — ответил Джон. Глаза у девушки сейчас были широко раскрыты, и, заглянув в их глубину и осознав, что его резкие ответы проходят, в сущности, мимо нее, он вздрогнул, потому что как живого представил того, кто сейчас владел ее воображением.
— Сколько ему лет? — задала новый вопрос Анетта.
— Не знаю, — отозвался Рейнбери, — и никто не знает.
Его злило, что приходится обсуждать с Анеттой Мишу Фокса, и он даже не скрывал этой злости. Он резко сменил предмет разговора.
— Ну, так чем же вы собираетесь зарабатывать кусок хлеба? — намеренно грубо произнес он.
— Не знаю, — отозвалась Анетта. — У меня нет опыта ни в какой области. — И она улыбнулась по-женски так беспомощно, что Рейнбери растерялся: неужели притворяется? Женщины всем этим уловкам обучаются рано, подумал он, почти рождаются с ними.
— Вы служите в какой-то конторе, насколько я знаю? — спросила Анетта. Сама того не подозревая, она построила вопрос так, что в нем послышалась нотка презрения.
— Я и в конторе работаю, и иными делами занимаюсь.
— Какими же?
— Размышлением, — ответил Рейнбери.
— Мне кажется, размышлять — это очень трудно, — серьезно произнесла Анетта. — Я как только начинаю размышлять, тут же впадаю в дрему.
Рейнбери чуть подвинулся вместе со стулом. В обстановке появилось что-то тягостное. «Ну как можно, столько путешествуя, оставаться такой наивной?» — подумал он. Анетта сидела напротив него, и ее крохотная ручка, в которой она только что держала бокал вина, теперь вольно лежала на столе, второй рукой она крутила шарф. Рейнбери взглянул на ее руки с чрезвычайно узкими запястьями. Рукава блузки были закатаны до локтей. Он встал, взял графин и налил ей еще вина. После чего вернулся на свое место. Минуту длилось молчание. Потом Анетта сказала что-то, но Рейнбери не расслышал.
— Прошу прощения, — извинился он.
— Я говорю, какая красивая черно-белая бабочка, — повторила Анетта. И указала на стену. Рейнбери оглянулся и действительно увидал на стене чуть повыше своей головы крупную бабочку. Ему показалось, он видит пыльцу на ее крылышках и ворсинки, покрывающие головку; и даже ее глаза!
— Это древесная леопардица, — пояснил он. — Их не так-то часто можно встретить в это время года.
— Мне хотелось бы иметь вечернее платье такого же цвета, — мечтательно произнесла Анетта.
Рейнбери хмурился и то и дело вздыхал, как человек, пытающийся распутать клубок проблем. Казалось, он почти позабыл о присутствии Анетты. А в ней как раз и было дело. Он наконец понял, что странное и тревожное чувство, которое не дает ему сейчас покоя, есть необоримое желание взять Анетту за руку. Трудность состояла в следующем — если он это сделает, то каков будет результат и нужен ли ему такой результат? Рейнбери хотелось, чтобы из церемонии сближения с женщиной наконец исчез этот мучительный момент бесповоротного решения. Это как в охоте с подводным ружьем на рыб — спорте, которым он однажды по глупости пытался заняться. Вот рыба — грациозная, таинственная, свободная и желанная; выстрел — и ничего не остается, кроме борьбы, крови и неловкости. Если бы можно было, мечтал он, соединить две эти радости — созерцания и обладания!
