— Спокойней, Колетта, спокойней. Ты выдержишь.
— Да. Знаю, что выдержу. Но, Генри, ты пойдешь к Катону? Он тебя любит и будет откровенным.
— Меня не убедили твои предположения.
— Ну вот… и еще… Генри…
— Что ты хочешь сказать, дорогая?
Солнце, отразившись от белой садовой стены, заглянуло в сизо-серую комнату и мягко осветило лицо Колетты. Она похожа, подумалось Генри, на корабельного юнгу, на юного канонира времен адмирала Нельсона, ребенка, успевшего, однако, увидеть кровь. Странное сравнение, подумал Генри, и еще: как она красива.
— Когда бракосочетание?
Генри посмотрел в окно на сад, повторявший опрятностью комнату.
— Через две недели. В Лондоне.
— А-а. Хорошо. И потом в Америку?
— Да.
— Надеюсь, вы оба будете счастливы, — сказала Колетта, и ее слова прозвучали как прощание.
Она зашевелилась, пригладила пластырь на щеке, села чуть повыше в кресле, высвободив косу. Генри встал. Он смотрел на нее, мысленно прося ее взглянуть на него, но она не поднимала глаз.
— Генри. Я должна извиниться за то безумное письмо, которое написала тебе, и за все, что наговорила Стефани в тот день, когда вы сидели в машине. Конечно, это была чепуха, и я так не думала, я это позже поняла. Тогда я вела себя как ребенок. Прости…
— Пустяки…
— Я думала… чувствовала… тебе станет легче, если узнаешь, что я не влюблена в тебя… и никогда не была… я сама не понимала, что несу…
— Конечно, будет легче, хорошо, что сказала…
— Неприятно, когда думаешь, что кто-то… в любом случае… так-то вот… Значит, Холл продается?
— Да.
— А твоя мама будет жить в Диммерстоуне. Передавай ей привет от меня. Надеюсь, я еще увижу ее, да, конечно, увижу…
Они на секунду замолчали. Колетта, перебирая бахрому на пледе, быстро взглянула на него, и они заговорили одновременно:
— Что… Прости?
— Я… Нет, ты говори.
— Я просто хотел спросить… ну… лондонский адрес Катона…
— Ах, да. Он живет у Брендана Крэддока, отец Крэддок, ты его знаешь. Адрес есть в телефонной книге.
— Спасибо. Боюсь, что, уехав, я больше не вернусь сюда, но постараюсь до отъезда навестить Катона и напишу тебе, дам знать, в каком он состоянии.
— Ты очень добр…
— Что ж, прощай, Колетта, не думаю, что мы еще встретимся. Разве что только ты, может быть… заглянешь к нам, если когда-нибудь окажешься в Иллинойсе.
— Непременно. Прощай, Генри, и спасибо тебе.
Она твердо пожала ему руку, глядя в глаза. Генри заколебался перед неожиданной возможностью поцеловать ей руку. Но мгновение было упущено; он направился к двери, бесстрастно улыбнулся и вышел.
Генри был уже на крыльце и закрывал за собой дверь, когда сзади упала тень, и он, ничего не видя перед собой в этот миг, налетел на Джайлса Гослинга.
— Здравствуй!
— Доброе утро.
— Чудный денек, а?
— Чудный.
Они обошли друг друга. Гослинг постучался и скрылся в доме. Генри медленно пошел по тропинке, потом по дороге, пока не оказался у ворот. Он долго стоял там, прислонившись к железным прутьям, и глядел сквозь них на заросшую подъездную дорогу и движущийся узор теней от окружающих деревьев.
―
— Никогда не была знакома ни с одной знаменитостью, — вздохнула Стефани.
— Я когда-то был весьма известен, — сказал Люций.
— А хотелось бы познакомиться с какой-нибудь знаменитостью вроде поп-звезд, кинозвезд.
— Да, когда-то был известен. Но сейчас, увы, нет.
— Что там за птица, такая большая?
— Цапля.
Расхаживавшая на длинных ногах по мелководью за камышом, цапля взлетела и, с беспечной медлительностью описав круг над водой, аккуратно опустилась на противоположной стороне озера. Близко от них на кучке скошенной травы стоял черный дрозд, склонив набок голову с яркими бусинками глаз, и прислушивался к шуршанию насекомых. Пролетела сорока, длинным хвостом напоминающая вертолет. Распустив крылья, ворковала пара кольчатых горлиц. С неба лилась бесконечная песня жаворонка. Генри уехал в Лондон на переговоры в «Сотбис». Был еще один солнечный день.
— У меня никогда не было друзей, — сказала Стефани, — Некоторым это нравится.
— Да что вы! Наверняка у вас были подруги.
— Нет, они все ненавидели меня.
— Я ваш друг.
— Но я больше никогда не увижу вас.
— Что ж, будем жить настоящим.
— Сомневаюсь, что у женщин бывают друзья.
— У меня их была уйма…
— В детстве у меня был пес, вот он был мне другом.
— Давайте присядем, если не возражаете. Что-то я снова неважно себя чувствую.
— Это все жара. Мне так не хочется ехать в Америку.
— Генри будет заботиться о вас.
— У него там есть приятельница, зовут Белла. Умная, профессор.
— В Америке всякий — профессор.
— Генри сбежит с какой-нибудь такой умной.
— Он этого не сделает. Генри джентльмен. Он будет выполнять взятые на себя обязательства.
— Мне было бы спокойней, если б мы обвенчались в церкви.
— Существуют священные обеты и помимо данных перед алтарем. Генри будет верен вам. Да вы это знаете.
— Он считает, что у меня нет чувства юмора.
— Супруги должны учиться понимать юмор друг друга. На это нужно время. Смотрите, зимородок!
— Где?
— Уже улетел.
— Мне здесь так нравится. Никогда раньше по-настоящему не была в деревне. Генри говорит, что в Америке сплошь одни города.
— Генри иногда несет чепуху.
— Наверное, это была шутка. Я не всегда понимаю, когда Генри шутит, а когда серьезен. Вот почему он говорит, что у меня нет чувства юмора. Вечно нападает.
— Это проявление любви.
— Не знаю, чем я в Америке буду заниматься.
— Можете устроиться на работу.
— Не могу. После того как я попала в больницу с нервным расстройством, не возьмут.
— Не обязательно упоминать об этом.
— В любом случае сейчас я не хочу работать.
— Можно завести ребенка.
— Ой, нет, с ребенком мне не справиться. Все равно я… Нет…
— Ладно, ребенка не надо. Но чем вам нравится заниматься?
— А хотелось бы ребенка…
