Четвертый этаж на время отвлек его от цели. Здесь располагались красивая, редко использовавшаяся комната для гостей, а напротив — любимая Оуэном темная комната, стены которой были увешаны очень интересными фотографиями, в том числе (среди умеренно страшных) имелся снимок Мисимы в позе святого Себастьяна, о котором недавно упоминал Бенет. Мисима покончил с собой. Какой изумительной храбростью нужно обладать, чтобы вспороть себе живот, зная, что спустя мгновение добрый друг лишит тебя головы. Жаль, что этот момент никто не запечатлел на пленке.
На пятом этаже, где не было никаких перегородок, царил Одрадек, кот Кафки. Повсюду, сваленные кучами, валялись какие-то бессмысленные, безымянные и безвременные вещи: картонные коробки, набитые не имеющими ни названия, ни какого бы то ни было отношения друг к другу предметами; замызганная одежда, давным-давно изъеденная молью, бесчисленное количество старых книг, несомненно, очень ценных, но истрепанных до дыр, какие-то старые письма, иные из них — так и не распечатанные, битый фарфор, битый хрусталь, древние газеты, коллекция камней… Оуэн пробрался сквозь эти завалы к окну и выглянул на улицу. Внизу простирался большой зеленый сад, заросший кустами и высокими деревьями, виднелись фасады и задние стены домов, а над головой — безграничное синее небо, накрывавшее Лондон.
Художник со вздохом отвернулся от окна, пиная попадающиеся под ноги вещи, пошел к двери и стал спускаться по лестнице, пока не достиг сносно прибранной гостиной на первом этаже. Там, над камином, висело большое зеркало. Он посмотрел на свое отражение: его богатая шевелюра, от природы очень темная, почти черная, была теперь успешно выкрашена в еще более темный, чем изначально, черный цвет. Оуэн набрал вес. Интересно, заметил ли это кто-нибудь? Впрочем, не важно. Его агрессивный профиль оставался прежним. Дядюшка Тим как-то сравнил его с жабой — особого рода жабой, такие водились в парке Пенндина. Оуэн жаб любил. Он подошел к телефону и включил его. Тут же раздался звонок. Это оказалась Милдред.
— Оуэн, ничего нового не узнал?
— Нет.
— Мы связались с полицией. Тебе ничего не пришло в голову?
— Пришло в голову? Нет.
— Ты знаешь, Бенет вчера вечером вернулся поздно. Он тебе не звонил?
— Нет.
— Ты куда-нибудь уходил?
— Я выключал телефон.
— Ну конечно, ты, наверное, работал. У тебя все в порядке?
— Да.
— Могу я заехать к тебе? Я ненадолго.
— Милдред, пожалуйста, иди к черту.
Оуэн положил трубку и снова выключил телефон, потом сел в одно из глубоких кресел и закрыл лицо руками.
Бенет стоял на пороге большого дома неподалеку от Слоун-сквер, дома, который был отлично ему знаком, хотя ему не приходилось здесь бывать очень долго. Он с тревогой поймал себя на мысли, что сильно разволновался от обрушившихся на него воспоминаний. Поправив галстук и пригладив взъерошенные рыжеватые волосы, Бенет позвонил в дверь. Звонок тоже был знакомым.
Дверь открылась, и на пороге появилась улыбающаяся Анна Данарвен:
— О, Бенет, я так рада вас видеть! Там у нас так толком и не получилось поговорить. Входите, входите! Что слышно о Мэриан?
— Увы, пока ничего. Анна, простите, что пришел без предупреждения, мне следовало сначала написать, но я не смог найти номера вашего телефона и…
— Да, да, я его сменила и не подумала о том, что надо сообщить вам новый. В любом случае хорошо, что вы пришли. Идите за мной, вы, разумеется, помните дорогу. Здесь ничего не изменилось, не странно ли?!
Он последовал за ней в знакомую гостиную. Они остановились у окна, глядя на освещенный солнцем сад.
— Деревья подросли.
— Да, это первое, что я заметила, когда приехала. Здесь все поддерживали в хорошем состоянии. В этой комнате все сохранилось как было, я лишь переставила кое-какие вещи.
— Вижу, старый слон — на своем месте на каминной полке.
— Да, вы не поверите, его убрали в шкаф, мне пришлось его долго искать! Как, должно быть, вы все скучаете по дядюшке Тиму!
— Это правда. И по вам мы тоже скучали.
— О, Бенет, вы все такой же, и шевелюра у вас все такая же — густая, непокорная и рыжая, как прежде. И ни одного седого волоса. Вы такой красивый, а ваши глаза… у вас такие синие глаза…
Анна обняла Бенета за шею, он ощутил на щеке ее шелковистые волосы и обнял ее за талию. Постояв так немного, они оторвались друг от друга. Бенет знал Анну очень давно и утверждал, что именно он познакомил ее с Льюэном, когда ей было двадцать, а Льюэну тридцать лет. Анна была подругой Элизабет Локсон — приятельницы Милдред, а Льюэн — завсегдатаем библиотеки Британского музея. И именно Бенет помогал Анне разбирать вещи Льюэна, когда этот выдающийся ирландский ученый внезапно скончался. Бенет знал и мать Анны, которая умерла во Франции после того, как Анна уехала оттуда «навсегда». Сын Данарвена, теперь ему девять — или десять? — лет, никогда не видел отца.
Бенет и Анна стояли, держась за руки, вглядываясь друг в друга, потом с печалью отпустили руки.
— Так что же случилось с Мэриан, вы что-нибудь знаете?
— Мы ничего не знаем, — ответил Бенет. — Я думал, может, у вас есть ключ к этой головоломке или идея…
— Надеюсь, вы не подозреваете, что я ее прячу?
— Разумеется нет! — поспешил заверить Бенет, хотя теперь ему уже ничто не казалось невозможным.
Женщины охотно помогают друг другу в подобных ситуациях. В любом случае Бенет вполне мог представить себе степень отчаяния, которое вынудило Мэриан исчезнуть. Скорее всего, она сейчас с кем-то — разумеется, если не случилось чего-нибудь ужасного.
Анна, словно прочитав его мысли, сказала:
— Я могла бы приютить ее, но она меня об этом не просила.
— Она вас очень любила.
— И я ее. Понятия не имею, где она может быть. Я ведь была так далеко отсюда.
— Разумеется… Анна, это так ужасно…
— Что было в письме — только слова о том, что она решила не выходить замуж?..
— Да. И извинения.
— Какой удар. Бедный Эдвард. Послушайте, давайте присядем.
Они отошли от окна и опустились на широкий, обтянутый красным бархатом диван. Бенет поднял голову и посмотрел на слона, потом обернулся к Анне и сказал:
— Было так мило с вашей стороны приехать на… Мы надеемся, теперь вы задержитесь здесь.
— Да, я могла бы остаться, но…
— Нет, в самом деле, оставайтесь и живите здесь, в собственном доме, не уезжайте обратно во Францию.
— Ну, во Франции у меня тоже был дом… Не знаю. Может быть, позднее я снова сдам этот дом в аренду.
— Вы такая же красивая, как прежде. Мне нравится ваше зеленое платье.
