Здесь они остановились и заспорили. Эдвард утверждал, что смешно лазать под проволокой, вот-вот наступит вечер, нужно ехать дальше. Разумеется, они скоро доберутся до какой-нибудь гостиницы и отдохнут там, как делали раньше. Однако ему пришлось уступить слезным мольбам Рэндалла хотя бы подойти к домику поближе, а уж там…
Когда они очень осторожно наконец добрались до места, обессилено волоча рюкзаки по высокой траве, солнце уже опускалось за горы по другую сторону хижины. Стоя, чтобы отдышаться, у двери, они прислушались. В хижине было тихо. Мальчики осторожно толкнули дверь, которая, к их восторгу, оказалась незапертой, и вошли. Домик состоял из одной маленькой пустой комнаты. Перед очагом, над которым имелся дымоход, не замеченный ими снизу, были сложены дрова. Все здесь было деревянное — пол, стены, крыша, — очень чистое и аккуратное, и стоял приятный запах дерева. Кто бы здесь ни жил, а вернее, кто бы ни наезжал сюда время от времени, человек этот, решили мальчики, старательный, чистоплотный и наверняка предусмотрительный.
В домике становилось темновато, и Рэндалл предложил развести огонь в очаге, но Эдвард запретил. Незачем привлекать к себе внимание в том случае, разумеется, если они все же здесь остаются. Тогда Рэндалл, заметивший за очагом небольшую коробку со свечами, стал настаивать, чтобы они зажгли одну. «Если мы не можем развести огонь в доме, который, пусть на одну ночь, стал нашим, — заявил он, — то должны по крайней мере зажечь свечу, чтобы отпраздновать этот день, после чего можно и спать ложиться». За целый день домик хорошо прогрелся на солнце, в нем было тепло. Эдвард по-прежнему опасался здесь оставаться, но был покорен по-детски непосредственным восторгом брата. Они начали распаковывать вещи, и тут Рэндалл заметил, что некоторые вещи из его рюкзака, а также недопитая бутылка вина, которую он поставил в отдельную сумку, остались на берегу! Эдвард сказал, что это ерунда, пусть все там остается до утра, но Рэндалл настаивал: они должны допить вино при свечах, это будет очень романтично, к тому же прилив может испортить вещи, оставленные на берегу. Он сказал, что вмиг слетает и все принесет, а брат может оставаться здесь и зажечь свечи. Эдвард, которому очень хотелось остаться, колебался. Наконец он решил, что должен идти вместе с Рэндаллом, чтобы тот не заблудился в темноте, не упал и не зацепился за проволоку. И в наступивших сумерках они пустились в обратный путь — вниз, к морю.
Солнце должно было вот-вот зайти за горизонт, и безоблачное небо стало темно-синим. Теперь на нем тускло светила почти полная луна. Рэндалл заметил, что прежде ее не было видно. Поднялся ветер. «Ну и промерзнем мы в этой избушке сегодня ночью», — подумал Эдвард, но ничего не сказал брату. Под проволокой они пролезли вполне благополучно, миновали невидимые в темноте велосипеды и, перейдя дорогу, побежали вниз, к морю, навстречу странным, мощным, ритмично накатывавшим звукам: это огромные волны разбивались о прибрежные камни. Немного поблуждав, они нашли сумку. Эдвард поднял ее. Ветер становился все сильнее. Рэндалл устремился к морю. В наступившей темноте шипение перемалывающих камни волн казалось еще более громким. Эдвард медленно пошел за братом и, приблизившись, увидел, что тот раздевается. Эдвард испугался:
— Нет, Рэндалл, больше никаких купаний, стало темно и…
Рэндалл, уже обнаженный, стоял на высокой галечной насыпи и смотрел, как внизу обрушивающиеся волны подтачивают и размывают подвижную каменную стену. В рассеянном лунном свете бледно светилось его обнаженное тело.
— Купание при луне! — закричал он. — Ты должен! Ну давай же, вода наверняка теплая…
Он начал спускаться по крутой оползающей насыпи, стараясь сохранять равновесие. Вот он исчез в набежавшей волне, потом вынырнул чуть дальше, барахтаясь в белой пене и помахивая рукой Эдварду.
— Эй, выходи немедленно, слышишь! — закричал Эдвард.
Его пугали течение, ветер, мрачная сила волн, которые стали еще свирепее и выше, ревели громче, заворачивались, подкатывая к берегу гигантскими арками, с оглушающим треском в порыве саморазрушения бросались на осыпающуюся стену, и каждая, отступая и теряя силу, утаскивала за собой тарахтящую массу песка и камней. Еще с минуту он стоял, всматриваясь в темную воду и крича Рэндаллу, чтобы тот поскорее выходил. Ему казалось, что он видит брата там, вдали. «Я должен поплыть за ним, — думал он, — мой долг заботиться о нем. Боже мой, это какое-то безумие». Он скинул куртку, брюки и туфли, попробовал идти, нащупывая ступней дорогу, но упал и покатился по подвижному каменно-песчаному склону, а через несколько секунд вода мощно ударила ему в ноги, и в следующий миг он понял, что плывет.
Здесь, внизу, вода бурлила и пенилась, то накатывая, то отступая, тащила за собой назад, засасывала в глубину, набрасывалась, словно зверь, а то вдруг закручивалась водоворотом — волны сражались друг с другом. Плавать каким бы то ни было обычным способом было невозможно. Эдвард, стоявший в воде почти вертикально и старавшийся работать ногами как положено, глотал воду и пытался грести, но единственное, что ему удавалось, это худо-бедно держать голову на поверхности. Выбиваясь из сил, он упорно пытался плыть туда, где заметил Рэндалла: ему показалось, что тот мелькнул в темном хаосе волн. Но высоченная тяжелая стена мчащейся с бешеной скоростью бурлящей воды грозно раз за разом обрушивалась на него, не давая продвинуться ни на шаг. Захлебываясь, он не переставал звать брата. И вдруг Рэндалл возник рядом. Беспомощно барахтаясь и то ли вслух, то ли про себя повторяя: «Слава богу, слава богу!», Эдвард попытался поймать его руку. Ему показалось, он услышал, как Рэндалл произнес: «Не могу выбраться». «Господи, как же ему страшно, — подумал Эдвард, — и мне тоже». Ухватив брата за запястье, он продолжал не то чтобы плыть, но кое-как двигаться, молотя по воде свободной рукой. Однако, рухнув в бездну меж двух пенных гребней, отчаянно дергая головой, чтобы держать ее над водой, и захлебываясь, он окончательно перестал ориентироваться. Рэндалл не то выдергивал руку, не то его оттаскивало от Эдварда течением. Колотя ногами, словно безумный, Эдвард вдруг заметил нечто, что могло оказаться берегом: там волны обо что-то разбивались. В некоем внезапном озарении он подумал, что волна сознательно подняла его высоковысоко. Лунный свет стал гораздо ярче.
Эдварда сверлила одна мысль: «Я не должен его отпускать, но что, если, держа за руку, я топлю его?» Он повернул голову и увидел искаженное ужасом лицо брата, тот отчаянно хватал ртом воздух. Потом течение внезапно изменилось: видимо, они оказались вблизи берега, у того места, где волны завершали свой путь и разбивались о вечно сползающий и возрождающийся холм камней. Почувствовав перемену, Эдвард подумал: «Теперь я должен встать на ноги, я должен встать, иначе волна нас накроет». Он ощутил, как вода вдруг стала поднимать его, и потерял руку Рэндалла. Попытавшись встать на дно, он оказался под куполом наворачивающейся гигантской волны, которая, обрушившись, бросила его на колени. Эдвард боролся изо всех сил. На мгновение он почувствовал, как сквозь пальцы скользит уносимый отступающей водой песок, а вслед за ним, не давая подняться, прижимая ко дну, удушая, на него стремительно навалилась целая лавина отделившихся от берега камней. Распластанный, Эдвард поднял голову и попытался поджать ноги.
