Отец Туана говорил со своим единственным ребенком, маленьким сыном, на иврите и идише, отдал его в Свободную иудаистскую школу, водил в синагогу, заставлял ходить в черном, носить кипу и настоял на обряде бар-мицвы. Таким образом, в школе его официально называли Яковом, но иногда также и Томасом, точнее, Томми. Насколько он помнил, его родители никогда серьезно не ссорились, мать ничуть не настаивала на том, чтобы он исповедовал суровую шотландскую религию, которой следовала сама, и они с отцом благополучно жили, страстно любя друг друга.
В Туана Томми переделал впоследствии дядюшка Тим, позаимствовав это прозвище из романа Джозефа Конрада.
Во время учебы в Эдинбургском университете Туан обнаружил интерес к религии. В Лондоне по совету широко мыслящего коллеги стал преподавать историю религий. Он ходил по лондонским храмам и молельным домам, изучая разные религиозные обряды, что навело его на определенные выводы.
Позднее наблюдательные коллеги упрекали его в том, что он воспринимает все это слишком серьезно, а также в том, что занимается этим с чрезмерным увлечением. Другие упрекали его в легкомыслии, что было несправедливо. Просто Туан открывал для себя мистицизм. Это открытие ничуть, как ему казалось, не увело его от того, что он понимал теперь под добротой и добродетелью — качествами, которые он в полной мере находил в своих родителях.
Он писал им домой, иногда очень занятно, о коллегах — университетских преподавателях, о своих изысканиях, картинных галереях, о пиджаке, купленном на распродаже, но не мог толком объяснить, что именно начинал понимать в религии. Часто он в письмах умолял родителей перебраться к нему в Лондон. Поначалу такая возможность не отвергалась, но потом надвинулась тень отцовской болезни. Туан тут же помчался домой и увидел отца бодрым, поправляющимся, не нуждающимся в том, чтобы вокруг него суетились. Он поговорил с врачом, вернулся в Лондон, звонил домой каждый день и каждый день слышал радостный голос отца. Когда Туан в следующий раз приехал в Эдинбург, отец был здоровым, но немного усталым.
Туан поговорил с матерью и с доктором и, решив задержаться на несколько дней дома, позвонил в Лондон коллеге. Отец убеждал его вернуться на работу, но теперь Туан боялся оставлять его. В тот день отец, как всегда, полеживал в постели, Туан решил, что он спит, потом понял, что он без сознания, а еще через некоторое время — что отец умер. Туан организовал похороны. На похоронах плакал, плакала и мать, вообще было много скорбящих.
После ухода отца Туан долго оставался с матерью, они часто сидели рядом и плакали. Мать никого не принимала. Туан предлагал забрать ее с собой в Лондон, но она отказывалась ехать, не хотела покидать дом, где прожила столько лет. Тогда Туан решил бросить Лондон и поселиться вместе с ней. Нет, решительно возразила мать, он должен продолжать свою работу, он будет навещать ее, а она когда-нибудь приедет к нему погостить. Никого другого она видеть не хочет, по крайней мере пока. Она прекрасно может сама о себе позаботиться, заботилась же она, в конце концов, много лет о Туане!
«Врач поможет мне, если что, — заверила она. — Ты же знаешь, он приходит каждый день, но, если хочешь, будет приходить еще и Аннабел». Аннабел когда-то была ее кухаркой. Мать умоляла Туана вернуться к своей обычной работе, и он наконец согласился поехать в Лондон, но всего на полдня — кое-что уладить. Уезжая, он взял с нее обещание, что непременно придет врач, а Аннабел проведет с ней весь день. Пусть мать сейчас же позвонит ей. Он услышал, как мать разговаривает с Аннабел, сам созвонился с доктором и отправился в Лондон, в университет, чтобы подать прошение о немедленной отставке.
Успев на дневной обратный поезд, он приехал с вокзала на такси, увидел на лестнице невразумительно лопочущего доктора и вбежал в спальню матери. Сначала ему показалось, что она спит, но она была мертва. Рядом валялись таблетки. «Я встречусь с ним снова», — написала она в предсмертной записке. Это было единственное, что она захотела сказать остающимся жить.
Позднее Туан узнал, что Аннабел умерла за два года до того.
После этих событий, произошедших до встречи с дядюшкой Тимом, Туан сократил свою университетскую нагрузку и вел занятия всего раз в неделю. Он стал регулярно ездить в Эдинбург, взяв непосредственно на себя управление отцовскими делами. Много времени он проводил, бродя по беднейшим кварталам Лондона, напряженно думая об отце, о его пылкой доброте, а также о матери, о ее ошеломляющем поступке и о ее последних словах. Поступок был благородным, слова — загадочными. Религия и ее формы. Во время тогдашних своих скитаний Туан забредал в самые разные места религиозного поклонения, иногда очень странные. Неужели он и впрямь был, как говорили иные его коллеги, «легкомысленным»? Он искал, но и бесчисленное множество других людей занимались тем же. Его поиск порой казался бесцельным, ему не с кем было поговорить об этом. Заглядывал Туан и в самые разные магазины, торгующие религиозной литературой, — на Черинг-Кросс-роуд и в другие, более укромные и экзотичные уголки, — покупал и читал уйму книг и продолжал посещать всевозможные места отправления религиозных культов, что естественным образом привело его к заключению, будто истинная религия должна быть той или иной формой мистицизма.
Его интерес к иудаизму углублялся, и он решил: чтобы понять что бы то ни было, нужно самому написать книгу. Туан принялся за работу, но вскоре остановился. Предметом своего исследования он избрал великого испано-еврейского мистика Маймона
[29]
, однако вскоре перепрыгнул в следующий век, открывая для себя Экхарта и целую плеяду светочей английского мистицизма, а оттуда уже и до Спинозы рукой подать… Религиозные ценности?.. Ценности мистицизма?.. Он прекратил писать, решив, что должен — причем надолго — окунуться в чтение и размышления, не ограничивая себя определенными именами.
Туан заметил, что постоянно сравнивает, пытаясь определить различие между религией и мистицизмом. Может ли существовать религия без мистицизма и мистицизм без религии? И где между этими двумя понятиями находится добро? Где любовь? Где место истины и в чем она состоит? Что есть знание? Туан был влюблен в мистицизм. Не было ли в этом чего-то предосудительного? Где пребывают грех и зло — да где же их нет?
Именно в тот период Туан встретил дядюшку Тима. На фоне этих увлекательных исканий и бесконечно открывающихся перспектив в жизни Туана оставалась мрачная тайна, известная ему, но скрытая от всех остальных.
Туан, как обычно, работал в маленькой комнате, которую никогда не называл кабинетом, в своей квартире, находившейся на нижнем этаже одного из домов в Челси. Был вечер. Квартира состояла из трех спален, маленькой комнаты, небольшой столовой, просторной гостиной, холла, кухни и ванной. К ней примыкал скромный садик. Почти все стены были застроены книжными стеллажами. Гости у Туана бывали редко. Большинство студенческих приятелей разъехались.
