Милли открыла дверь и улыбнулась, увидев Бенета, но не успела ничего сказать — появившийся за ее спиной Эдвард опередил ее:
— О, это вы! А я был в бильярдной.
И тут же, повернувшись к Бенету спиной, пошел обратно.
Бенет поспешил за ним. Бильярдная представляла собой очень большую комнату, освещенную в этот час косыми солнечными лучами. Пройдя к дальнему краю зеленого стола, Эдвард, опершись локтем, склонился над ним, потом выпрямился, поднял кий, неуклюже балансируя им, захотел положить обратно, но кий с шумом упал на пол.
— Я играл сам с собой, — сказал Эдвард. — Полагаю, это то, чем мы все постоянно занимаемся. То есть пытаемся заниматься… Давайте присядем. Нет, не на солнце.
Он сел на обтянутое бархатом кресло у стены.
Бенет подошел и сел на другое такое же, отодвинув его от стены, чтобы лучше видеть хозяина дома. Эдвард сидел, уставившись в пол и задумчиво нахмурив лоб, словно что-то вспоминал. Губы его чуть разомкнулись, глаза были широко открыты — как будто он чему-то удивлялся. Одной рукой он оттягивал назад, то накручивая на палец, то отпуская, прядь своих золотисто-каштановых волос. Казалось, он совершенно забыл о присутствии Бенета.
— Надеюсь, вы не сердитесь, что я пришел? — попытался вернуть его к действительности Бенет.
— Что? Ах нет… нет, конечно, что вы. Я скоро уезжаю.
— Куда? — очень осторожно, каким-то вкрадчиво-воркующим голосом осведомился Бенет. — Вы ведь не хотите сказать, что продаете дом?
Эдвард ничего не ответил на этот вопрос. Помолчав, сказал:
— Я никогда не попадал в цель и всегда проигрывал… с самого начала… По-другому и быть не могло… а теперь уже ничего не исправить… я просто должен уехать…
— Полагаю, вам неизвестно, где Мэриан? Мне интересно… не вернулась ли она к вам?
Он не успел договорить, как уже пожалел о сказанном.
Эдварда, казалось, вовсе не удивил его вопрос.
— Да нет же… с этим покончено. Я… я освободился, знаете ли… теперь у меня никого нет…
— Если вы хотите сказать, что вас никто не любит, то вы глубоко заблуждаетесь! Розалинда любит вас… Вы ведь и сами это знаете… Мы все вас любим: Оуэн, Милдред, Анна…
Эдвард, по-прежнему глядя в пол, пробормотал:
— О нет. Нет… нет. — Он пожал плечами и добавил: — Как это великодушно с ее стороны. Но на самом деле ничего… ничего… ничего нет…
— Я сейчас шел через холм, — сказал Бенет, — и увидел коня.
Он чувствовал, что Эдвард начинает засыпать. Упоминание о лошади немного взбодрило его.
— Да, — подхватил Эдвард, — это единственная оставшаяся у меня лошадь. Его зовут Спенсер. Он стар, очень стар. Удивительно, что он вообще еще жив.
— Он одинок, ему нужна любовь, — сказал Бенет.
— Да-да. Я скоро уезжаю, вы знаете, здесь ничего не останется.
— О, Эдвард! — воскликнул Бенет. — Не надо, не надо! Ведь вы не хотите сказать, что продадите Хэттинг-Холл? Ну разумеется нет. Все это пройдет… Вы должны остаться с нами, вы наш, мы не позволим вам уехать!
Эдвард встал и вернулся к бильярдному столу, снова облокотившись о него. Бенет тоже встал. «И я проиграл», — подумал он, двигаясь вдоль стола и глядя на шары.
— Вы помните, как мы, бывало, играли здесь во «Фриду»? — спросил он, — Все бегали, бегали вокруг стола: вы, я, дядюшка Тим… И дети…
Он поспешно одернул себя.
Эдвард задумчиво поднял шар и вдруг с яростью запустил им в другой шар, тот, в свою очередь, толкнул еще два. Он мрачно наблюдал за движением шаров.
— Да, мы все бегаем, бегаем, бегаем… Я отвезу вас обратно в Пенн, полагаю, вам не хочется снова идти пешком.
— Этот деревянный мост становится совсем ненадежным, — сказал Бенет и добавил: — Да, благодарю вас. Я сегодня поеду в Лондон или, может быть, завтра.
Был уже почти полдень, а Туану с Розалиндой так и не удалось дозвониться до Джексона и сообщить ему ужасную новость о побеге Мэриан. Они пытались убедить себя в том, что она еще может вернуться. В конце концов, говорили они друг другу, она же знает, где для нее самое безопасное место. Розалинде пора было ехать к себе, но она очень не хотела уходить от Туана, хотя он все время торопил ее:
— Розалинда, пожалуйста, поезжай к себе! Возможно, Мэриан уже там и не может войти… то есть…
— Она не поедет ко мне — там слишком оживленный район. К тому же…
— О господи, если бы я не заснул!
— Пора еще раз попробовать позвонить Джексону.
Туан привычно набрал номер Джексона, но тот не отвечал.
— Она может пойти куда угодно. Ты не думаешь, что нам следовало бы поднять тревогу?
— Еще рано.
— Ей, должно быть, очень страшно. Ни к Милдред, ни к Оуэну она не пойдет, тем более — к Анне. Ей будет стыдно.
— Ей здесь было стыдно. Это я виноват…
— Или я. Ах, Туан, что мы можем поделать? Нужно было Джексону здесь остаться, нам следовало его удержать. Но вообще он человек странный…
— Он — Джексон, — сказал Туан. — Он вообще человек загадочный, его поступки трудно объяснить.
— Вероятно, он в бегах — скрывается от кого-нибудь или от чего-нибудь.
— Но в настоящий момент мы ему доверяем.
— Ты вчера ночью разговаривал с ним. Вы часто подолгу беседуете?
— Нет, с глазу на глаз мы вообще с ним до сих пор не говорили, так, перекидывались несколькими словами то в Пенне, то в Таре. И я всегда ощущал нечто вроде… словно по мне пробегал электрический ток… Или будто я столкнулся с каким-то необычным животным, добрым, прирученным животным.
— Знаю, я его тоже люблю. Я и тебя люблю.
— Тебе лучше уйти, — сказал Туан, — ты должна уйти. Мы должны ждать. Я — здесь, ты — там.
Они сидели рядом на диване.
— Я хочу узнать о тебе больше, — сказала Розалинда, — если ты ничего не имеешь против.
— Мне, собственно, нечего рассказывать, — ответил Туан, отодвигаясь.
Розалинда взяла его правую руку и сжала ее.
— Ты — тайна, но я не хочу, чтобы ты ею оставался! Я люблю тебя, пожалуйста, люби и ты меня…
Туан смущенно отнял руку.
— Дорогая Розалинда, прошу тебя, уходи… Сейчас важна только Мэриан.
— Ах, Туан… ты помолвлен? У тебя есть кто-то другой? Мое сердце разорвется, я так люблю тебя…
— У меня никого нет…
— Тебе нужен мужчина?
— Да нет же, нет… Просто… ты меня не знаешь…
— У тебя в сердце какая-то темная тень. Позволь мне прогнать ее…
— Тебе просто кто-нибудь нужен, но этот кто-нибудь, конечно же, не я. Мне нечего предложить тебе, и ты должна думать о Мэриан, а не обо мне. Понимаешь? А теперь, пожалуйста, иди к себе домой, милая Розалинда.
