Дункан и Джин были еще в Боярсе, оставленные на попечение Аннушки. После всяких тревожных гаданий Роуз и остальные были вне себя от радости от того, что, как им, по крайней мере, казалось, произошло. В то дождливое утро, после того как Дункан поднялся наверх к Джин, Роуз сидела в гостиной при открытой двери, не способная ничего делать, кроме как ждать, прислушиваться и дрожать. Аннушка принесла ей кофе. Не отнести ей кофе и мистеру и миссис Кэмбес? Нет! Аннушка была точно так же взволнована, но они не обменялись ни словом насчет происходящего, ни даже взглядом. Время шло. Роуз расхаживала по гостиной, потом бродила по дому, зашла в столовую, в библиотеку, в кабинет, в комнату в башенке, в бильярдную, постояла на крыльце, глядя на дождь, и все время прислушивалась к звукам наверху. Чего она боялась? Криков, воплей, рыданий? Но не было слышно вообще ничего. Наконец, когда Роуз вернулась в гостиную, Дункан спустился вниз. Вид у него был невозмутимый и загадочный. Сразу он ничего не сказал. Зашагал к камину, бросившаяся ему навстречу Роуз поспешила за ним.
На ее вопрос он сдержанно ответил: «Думаю, все в порядке». Но уже в его лице появилось нечто похожее на выражение спокойного удовлетворения, сказавшее Роуз, что все обстоит не так уж плохо, а может, даже хорошо.
— Ты имеешь в виду, — спросила Роуз, жаждущая определенности, которой, пренебрегая тактичностью, можно было добиться сейчас, а позже намного труднее, — ты имеешь в виду, что вы будете снова вместе, в самом деле вместе?
Она не стала спрашивать, простил ли он Джин. Возможно, так ставить вопрос вообще не стоило.
— Мы надеемся. — (Роуз рада была услышать это «мы».) — Похоже, несмотря на недавние события, мы не испытываем ненависти друг к другу. Скорее, напротив.
Этими несколькими словами Дункан, немногословный, как всегда, и ограничился.
— Ох, как я рада! — воскликнула Роуз. — Так рада! — И поцеловала его.
Затем, с его позволения, она побежала наверх к Джин. Та плакала, Роуз заплакала вместе с ней. Джин едва могла говорить, только бормотала, какое облегчение испытывает да как счастлива и чувствует, что избавилась от кошмара и вернулась в реальный мир.
Джин спустилась вниз, Роуз побежала к Аннушке, которая, конечно, уже обо всем знала, и поспешила в гостиную, где Джин и Дункан расцеловали ее. Роуз откупорила бутылку шампанского, Джин и она поплакали еще, а потом все сели за стол.
После ланча Джин поднялась к себе отдохнуть, Дункан был в библиотеке и читал Гиббона, Роуз позвонила Джерарду. Потом и она пошла отдохнуть. Она уснула, и ей снился чудесный сон, будто она, Джин и Тамар в невероятно прекрасном саду танцуют с детьми. Отдохнув, все уселись пить чай и болтали о вещах вполне земных. Роуз предложила, и они были не против, что она вернется в Лондон, а они какое-то время поживут одни в Боярсе, пока лодыжка Джин окончательно не заживет: вывихнутая лодыжка приобрела особое значение, как, может быть, символ более серьезного и болезненного вывиха. Роуз переночевала в Боярсе, а наутро уехала. Конечно, она и Джерард в разговорах, которые тут же последовали, согласились, что Джин и Дункану предстоит столько всего уладить, столько всего сказать друг другу, со стольким примириться, что пройдет много времени, прежде чем между ними воцарится мир. Радоваться было рано, случившее забудется нескоро. Однако они радовались, с удовольствием представляли себе Джин и Дункана, бывших сейчас вместе в Боярсе, и пока не задумывались о сложностях, которые будут сопровождать пару по возвращении в Лондон и попытке наладить подобие прежней жизни. Они были едины во мнении, что ничего не будет как прежде, после медового месяца в Боярсе непременно начнутся взаимные обвинения, придется простить и забыть столько обид и боли, прежде чем их воссоединение сможет стать прочным и надежным. Кроме того, было неясно, что в действительности произошло между Джин и Краймондом и как это скажется на Джин и Дункане? И не возникнет ли снова Краймонд в роли князя тьмы? Подобными вопросами какое-то время задавались и Роуз с Джерардом и Дженкином, и Гулливер с Лили, и Патрисия с Гидеоном, и бывшие коллеги Дункана, да и множество других людей, которых не слишком заботила их судьба, все же находили удовольствие в том, чтобы строить схожие, часто менее доброжелательные, предположения.
Роуз была бы счастлива в эти дни, поскольку верила, видев их вместе, что у Джин и Дункана будет «все хорошо», если бы не тревога за Тамар. Дженкин, конечно, молчал о том, что Тамар рассказала ему. Джерард, попробовав осторожно расспросить его, оставил эту тему, явно запретную, и ничего не сказал Роуз о необычном появлении Тамар в доме Дженкина. Роуз знала, что Тамар была «возбуждена», убежала из дому, оставалась у Лили, а теперь снова с Вайолет. Она написала Тамар, приглашая на ланч, но не получила ответа. Джерард и Дженкин, похоже, ничего не могли сказать о том, какого рода проблемы мучают Тамар. То же самое и Лили, которой Роуз позвонила. У Вайолет телефон по-прежнему был отключен. Роуз решила написать Вайолет, а не то неожиданно нагрянуть как-нибудь вечером к ней домой, когда драматические события, связанные с Джин, вынудили ее отправиться в Боярс. По возвращении в Лондон, так и не получив ответа от Тамар, она написала Вайолет, но тоже безрезультатно.
Настал вторник, и ровно в десять в квартире Роуз раздался звонок. Краймонд поднялся на этаж и сейчас сидел в гостиной.
Первое, что поразило ее, это само присутствие Краймонда в ее квартире. Это казалось чем-то противоестественным. Как он мог быть здесь? Конечно, она не так давно видела его у Джерарда, а совсем недавно была наедине с ним у него дома. Но видеть его у себя, как он стоит, ожидая приглашения присесть, было уж вовсе невероятно. Его как бы окружало электрическое поле, она даже дернулась.
Пальто он оставил в холле, дверь была закрыта, электрический камин включен. За окном сияло солнце, озаряя оштукатуренные фасады домов напротив. Краймонд был в черном пиджаке, верно, в том, в каком она видела его в последний раз, в чистой белой рубашке и при галстуке. Пиджак был заметно поношен, но Краймонд выглядел в нем вполне прилично. В прошлый раз он напоминал священника. Теперь же больше походил на бедного молодого писателя, утомленного, неустроенного, умного, болезненного. Первые его слова были:
— Не приходилось бывать тут прежде.
На эту очевидную истину Роуз ответила: «Да». Слух ей резанул его шотландский акцент, показавшийся нарочитым, как у шотландцев, на которых лежала печать Оксфорда. Она чувствовала себя неуютно, не продумав заранее, где они сядут, поскольку вообразила, что для короткой встречи усаживаться необязательно. Потом решила: для того, чтобы это больше походило на деловой разговор, а не светскую беседу, лучше будет сесть за стол у окна. Движением руки она указала ему на стул, и они сели.
Роуз быстро и отрывисто сказала:
— Что вы хотите? Вас интересует Джин?
Краймонд расстегнул пиджак и положил на стол длинные руки, покрытые тонкими рыжими волосами. Ногти были тщательно подстрижены, но не слишком чистые, и манжеты на рукавах не застегнуты. Он задумался и сказал, словно отвечая на некий теоретический или отвлеченный вопрос:
