Несколько недель после бала Лили оставалась в состоянии шока. Вскоре от Роуз, видеться с которой она положила себе за правило, ей стало известно, что Джин снова бросила мужа и ушла к Краймонду. Непрестанно думая о случившемся, Лили постепенно осознала, что потеряла его. В природе есть существа, которые, защищаясь, совершают такое, что вызывает их смерть. Высшими мгновениями в жизни Лили были те, что связывали ее с Краймондом, когда он был по-настоящему, жизненно необходим ей, но из-за произошедшего она прекратила все их отношения. Для нее было невыносимо, совершенно невыносимо находиться близ него. Никакой машинописной работы, никаких открыток, никаких посещений, никакой непринужденной болтовни — конец всему. Едва она это поняла, прежняя глупая любовь затопила ее, только теперь к ней примешивались все былые напрасные иллюзии и горькие воспоминания о том, как, счастливая и гордая, шагала она по лужайке к танцующим в шатре. Она думала, что умрет от разочарования, стыда и чувства оставленности. Затем, когда Роуз и другие стали говорить, что все это долго не продлится, что Краймонд — невозможный человек и Джин будет вынуждена сбежать от него, Лили принялась утешать себя новыми фантазиями, как в один прекрасный день он позовет ее, старую дорогую подругу, которая, когда все остальные предали его, осталась верна ему. Конечно, она никому не проговорилась, что рассказала Краймонду о бале; и даже чувствовала странный трепет, когда говорила себе, что именно из-за нее все началось. Ей чуть ли не казалось иногда, что она выжидает, выжидает, не выдавая себя, словно обладает таинственной властью над ним.
— Тебе не нужно будет ничего особенного говорить Джин, — объяснил Джерард Тамар. — Просто сходи, повидайся с ней. Ей достаточно будет посмотреть на тебя, чтобы все понять.
Джерард пригласил Тамар и Вайолет на коктейль, рассчитывая, что Вайолет, недовольная, когда ее не зовут особо, не придет, как обычно. Однако они появились вместе. Заглянула Патрисия и, к облегчению Джерарда, увела Вайолет показать, как Гидеон переделал квартиру наверху. Тамар на короткое время осталась в его распоряжении.
Они разговаривали в гостиной дома Джерарда в Ноттинг-Хилле. Комната, как кто-то сказал, была похожа на Джерарда, такая же мрачная и серьезная, но в спокойном и не без изящества стиле, зеленых и коричневых тонов с вкраплениями темно-синего и темно-красного, все в меру. Гостиная была просторной, с дверью в сад. На зеленом диване синие подушки, на синих мягких креслах — зеленые. Поверх темно-коричневого ковра, у широкого камина, в котором горел слабый огонь, — коврик с геометрическим узором, коричневым с красным. На стенах, оклеенных бумажными обоями в светло-коричневую крапинку, — английские акварели. Лампы в абажурах на нескольких столиках, примечательные вещицы на каминной полке. Джерард, не любивший оказываться на виду у личностей, могущих проникнуть в сад, сразу же, как стемнело, задернул темно-коричневые бархатные шторы.
Они стояли у камина. Тамар, которая вертела в пальцах бокал с шерри, была в обычной своей «униформе»: юбке и блузке с жакетом. Цвет подобрала в тон своему природному — коричневой древесной коры, зеленый и зеленовато-серый. Юбка и туфли с пуговками — приглушенно коричневые, чулки серые, жакет — темно-зеленый, но иного оттенка, нежели на Джерарде. Белую блузку украшал светло-зеленый шарфик. Темно-русые волосы тщательно причесаны. Большие зеленые с коричневой крапинкой глаза в доверчивом сомнении смотрят на Джерарда. Он не вполне был ей вместо отца. Святое место неведомого папаши было в душе Тамар пусто. Она часто думала о нем, но никогда о нем не говорила. Странно было представлять себе, что он не знает о ее существовании. Джерарда, который не приходился ей даже дядей, она давно любила и уважала. Из-за материнской антипатии к «ним» (в число которых, конечно, входили Пат и Гидеон) Тамар чуточку сторонилась Джерарда, особенно в последнее время. Она надеялась, что он понимает ее.
— Как считаете, ничего, если я явлюсь к ней? Не будет ли это выглядеть несколько навязчивым вмешательством в чужие дела… а я вроде посланницы вражеской стороны…
— Нет. Это будет выглядеть естественно. Ты всегда очень любила Джин, а она тебя, и вы часто виделись. А вот если не пойдешь, она может подумать, что ты ее осуждаешь.
— Не хотела бы, чтобы она так подумала.
— Вот именно.
— Но она узнает, что я бываю и у Дункана. То есть я ей не скажу, если она не спросит, а она не спросит. Даже не упомянет о Дункане. Но узнает.
— Это тоже естественно. Она и не ждет от тебя, чтобы ты порвала с Дунканом! Они всегда были тебе как родители.
— Не говорите так, у меня есть родители.
— Прости, понимаю, что ты имеешь в виду, надеюсь, и ты понимаешь, что имею в виду я. Джин не сочтет, что ты явилась как шпионка и, конечно, что тебя послал Дункан.
— Но меня посылаете вы.
— Да, в каком-то смысле… но, разумеется, я не обсуждал этого с Дунканом. Я лишь желаю поддержать тебя в том, что, думаю, тебе и самой хочется сделать, только ты слишком робеешь. Тамар, я не прошу от тебя ничего, кроме как бывать иногда у этих двоих, по раздельности, без всякой задней мысли.
— Но у самих вас есть задняя мысль.
До чего проницательное дитя, сказан про себя Джерард, а вслух:
— Я ничего не скрываю. Знаешь, я хочу, чтобы Джин и Дункан снова были вместе, мы все этого желаем, и чем раньше это произойдет, тем менее трагичными будут последствия. Все, что ускорит это, будет во благо. Ты им обоим поможешь, в любом случае.
— Не уверена, — сказала Тамар. — Я могу только вызвать у них раздражение, поскольку совершенно в стороне от этой истории.
Слишком она умна, подумал Джерард.
— Ты бывала у Дункана в последнее время?
— Нет. Я была у него около месяца назад, он пригласил меня снова на чашку чая, сказал, чтобы я вообще приходила, просто позвонив.
— Но ты больше не была у него.
— Не думаю, что он был искренен. Это было сказано просто из вежливости, как и приглашение на чай. Наверно, я не права. Мне кажется, ему не хочется, чтобы его видели в таком состоянии.
— Ему не показалось, что ты снисходишь до него? Молодые способны относиться снисходительно к своим старикам!
— Нет, как ему такое могло показаться! Просто, если вмешиваться, когда человек страдает, ты все равно что сторонний свидетель, а у нас нет на это права.
— Если считать, что никто не способен никому облегчить страданий… Лучше перестараться. Мы куда чаще ошибаемся, не пытаясь помочь, нежели когда бросаемся на помощь. Естественно, я ничего ему не сказал…
— Можно ничего и не говорить, и тем не менее тебя поймут!
— Ох, хватит возражений, Тамар, просто пойди навести Дункана, просто покажись у него! Он не может игнорировать тебя, даже если хочет, он знает тебя с пеленок. Пойди к ним обоим.
— Хорошо. Но…
— Но что?
— Я боюсь Краймонда.
