Не успели они далеко отойти, как услышали позади торопливый топот: отец Макалистер. Они остановились, поджидая его.
Священник снял свое облачение и надел пальто. Он бежал, придерживал одной рукой длинные полы сутаны. На голове торчал черный берет. Он выглядел сейчас моложе, раскрасневшийся от морозца, слегка небритый. Подбежав, он остановился и протянул к ним голые ладони, словно прося извинения или желая благословить их. Твердым властным голосом с легким шотландским акцентом он обратился к Роуз:
— Мисс Кертленд, извините — но не могли бы вы представить меня этой юной особе?
Не оборачиваясь к Тамар, он указал на нее.
Удивленная Роуз ответила:
— Да, конечно. Знакомьтесь: мисс Херншоу. Тамар, это отец Макалистер.
Священник продолжал, все так же не глядя на Тамар:
— Не возражаете, если я поговорю с мисс Херншоу несколько минут — то есть если она согласится?
Роуз, раздраженная неожиданной задержкой и желая оберечь Тамар, сказала:
— Видите ли, мы должны сейчас встретиться с друзьями…
Но тут вмешалась Тамар:
— Я пойду с ним. Вернусь к ланчу, вы меня не ждите… я не надолго.
Она повернулась и пошла обратно к церкви. Священник последовал за ней.
— Нет, правда! — возмутилась Роуз. — Что все это значит? Нахальство какое! Чего ему надо от нее?
— Он видел ее лицо, — сказал Дженкин. — И заметил, ее что-то мучает.
— Его это не касается! Он только расстроит ее!
Роуз была возмущена и обеспокоена. Она понимала, что Тамар нездорова, и пыталась помочь ей. Теперь вот этот назойливый пастор увел ее.
— Я подожду ее здесь, — сказала Роуз.
— Лучше будет, если она пройдется домой одна, — предложил Дженкин.
Поколебавшись, они продолжили путь к деревне. Подойдя ближе, они увидели Лили и Гулливера, которые шли навстречу, скользя на утоптанном снегу.
Тамар первой вошла в церковь и уселась на прежнее место, отец Макалистер подошел и уселся рядом, глядя на нее. Снял берет и пальто.
— Не хотите освободиться от пальто?
Тамар не стала раздеваться, только расстегнула пуговицы пальто, сняла с головы маленькую синюю фетровую шляпку с узкими полями и взглянула на отца Макалистера пугливыми зелеными глазами с карими крапинками. Потом провела рукой по коротким шелковистым волосам, отводя их назад, и спросила:
— Так зачем вы меня позвали?
— Здесь нет никого, — заговорил священник. — Мы здесь одни. Не считая Божественного Присутствия.
— Что вы хотели мне сказать?
— Ты пребываешь в скорби. Выглядишь так, будто оплакиваешь кого-то. Потеряла любимого человека?
— Нет.
— Тогда что же?
— С какой стати я должна вам рассказывать?
— Я слуга Божий. Говоря со мной, ты говоришь с Богом.
— Я не верю в Бога.
— Осторожнее со словами, — сказал отец Макалистер. — Мы в присутствии того, что свято, Христа распятого и Христа воскресшего. Христос спасает — это реальность нашей жизни. Познала ли ты Христа ребенком?
— Нет. Только… ну… в школе… но, нет…
— Ты крещена, проходила конфирмацию?
— Нет, моя мать не любит всего этого, относится с неодобрением. Не понимаю, почему вы…
— Отринь гордыню, дитя, я ничто, слуга, инструмент, раб. Но я и нечто, орудие любви. Ты нуждаешься в любви. Вера не важна. Важна нужда. Скажи мне твое имя, я не расслышал, когда мисс Кертленд произнесла его.
— Тамар.
— О, библейское имя!
— Меня назвали по какой-то реке.
Эту мысль заронил в голову Тамар один из учителей в младших классах.
— Я хочу, чтобы ты, независимо от того, что тебя мучает, обратилась ко Христу, Христу живому, который более реален для нас, нежели Бог, ближе к нам, нежели Бог, ближе к нам, нежели мы сами к себе…
— Спасибо, — сказала Тамар, — знаю, вы желаете мне добра, и я благодарна вам за вашу сердечность. Я вас услышала. А теперь мне пора идти.
Она собралась было встать, но отец Макалистер неожиданно крепко стиснул ее запястье и удержал на месте:
— Я хочу, чтобы ты знала: у тебя есть Спаситель, для которого нет ничего невыполнимого. Возможно, ты нуждаешься в прощении. В исцелении. Обратись к безграничной совершенной любви, которая исцеляет и прощает. Преклони колени, Тамар.
Тамар опустилась на мягкую красивую расшитую подушечку, которые так нравились Роуз. Едва она почувствовала на своей руке жесткую хватку священника, глаза ее наполнились слезами. Теперь они неудержимо покатились по ее щекам, и она зарыдала.
Отец Макалистер ослабил хватку, упал на колени рядом с ней и начал молиться, воздев очи к яркому свету:
— Господи Иисусе Христе, владыка и повелитель, судья милосердный, податель покоя, коего мир дать не может, который исцеляет скрытное сердце и берет на себя грех тех, кто с искренним покаянием обращается к Тебе и припадает, истомленный и сокрушенный, к благословенным стопам Твоим…
Он внезапно замолчал, и в наступившей тишине слышалось лишь рыдание Тамар. Та закрыла лицо ладонями, и слезы бежали между пальцев, по запястьям и капали на пальто. Заговорщическим тоном он прошептал:
— А теперь… расскажи мне все!
Уронив голову и продолжая плакать, она заговорила. И среди того, что Тамар рассказала священнику в залитой светом солнца и снега церкви, было то, что она беременна.
~~~
— Как отец? — спросил Краймонд.
— Он умер, — ответил Джерард.
— Ох, прости, очень сочувствую.
— Прошлым июнем. Рак. А как твой?
— Держится. Он старше твоего, насколько помнится. Сердце пошаливает.
— Извини…
— Я помню твоего отца, в Оксфорде встречались, а потом в Лондоне. Он был очень добр ко мне.
Джерард не мог припомнить, чтобы Краймонд встречался с его отцом, но, очевидно, было такое.
Краймонд проследовал за Джерардом в столовую. Был четверг, десять утра, и Краймонд явился точно в оговоренное время, чтобы дать «объяснения». День был сумрачный, снег на улицах Лондона сошел.
Поразмыслив, Джерард решил, что они разместятся в столовой, поговорят, сидя за столом. Это все же как-то по-деловому, без расслабленности, тут темней, но более уединенно. Он было хотел разложить бумагу, ручки, как для заседания комитета, но это показалось нелепым. Так что на блестящей лакированной поверхности обеденного стола ничего не было. Придвинул два стула, поставив их с одной стороны недалеко друг от друга, остальные остались у стены.
