Книга Море, море, страница 35. Автор книги Айрис Мердок

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Море, море»

Cтраница 35

Вопрос «Вдова ли она?» уже относился, казалось, к далекому прошлому, к какому-то давно устаревшему способу мышления. Теперь вопреки программе разумного выживания, которой я утешал себя, самым насущным и мучительным грозил стать другой вопрос: «Счастлива ли она?» Для разрешения его требовалось лично убедиться в том, что представляет собой мистер Фич. И притом не откладывая. Медленно возвращаясь к себе в Шрафф-Энд, я думал: надо повидать мистера Фича сегодня же. Зайду к ним ближе к вечеру, часов в шесть.

И только когда я уже звонил в дверь коттеджа «Ниблетс», я впервые спросил себя: а вообще-то за все эти годы рассказывала ему Хартли что-нибудь обо мне?

* * *

«Ниблетс» — небольшой квадратный коттедж, построенный из красного кирпича и местами, к счастью, оштукатуренный. Он с удобством расположился на склоне горы, через дорогу от него — кучка мотающихся на ветру деревьев, сбоку — спуск к деревне, сзади — спуск к морю, а дальше и выше — лес. Выглядит он прочно, основательно. Другие дома, возможно, построены на песке и даже из песка, но про «Ниблетс» этого никак не скажешь. Кирпичи острые, не выщерблены, не крошатся по углам. Крыша не замшелая, и чувствуется — никогда на ней мха не будет. Столь же незапятнанная дорожка из красных плиток ведет к парадной двери между низкорослых колючих кустов только-только зацветших роз. Лохматое облачко белого клематиса, обвивая один из деревянных столбиков крыльца, смягчает излишнюю прямолинейность синей парадной двери, покрытой очень густым, очень блестящим слоем краски. В двери прорезано овальное окошко из матового дымчатого стекла, которое словно плывет перед глазами. Коттедж не лишен обаяния — скромный узор штукатурки и яркая, обрамленная цветами дверь придают ему нарядный и уютный вид. В доме четыре комнаты, гостиная и столовая-кухня расположены в глубине и смотрят на покатую лужайку, а дальше раскинулось море. Но я забегаю вперед.

День и правда выдался жаркий. Днем температура поднималась до восьмидесяти градусов, и сейчас воздух еще дрожал от зноя. С горы были видны в желтой горячей дымке далекие мысы, замыкающие бухту. Огромная чаша моря светилась бледной голубизной с серебристыми бликами. Жарко пахли розы, обсыпавшие кусты. Звонок, который я нажал в ту секунду, когда сообразил, что мистер Фич, возможно, и не знает, что я знаком с его женой, и этим-то вызван был ее испуг, прозвучал мелодично, как камертон перед хором ангелов. В доме сейчас же послышались негромкие голоса. А потом Хартли отворила дверь.

Меня опять поразило в самое сердце, до чего она изменилась, — в моих неотступных любовных мыслях она успела снова стать молодой. Но вот я увидел на ее лице выражение испуга, тотчас исчезнувшее, а потом я уже не видел ничего, кроме ее больших глаз, лиловатых и туманных, словно глядящих куда-то сквозь меня. Я почувствовал, что краснею, проклятая волна крови заливала мне шею и лицо.

Я нарочно не приготовил никакой вступительной фразы. Я сказал:

— Простите ради Бога, шел с прогулки, проходил мимо, ну и подумал, зайду на минутку.

Еще до того, как она ответила, я спохватился, надо было дать ей заговорить первой! Тогда, если она действительно не рассказывала обо мне мужу, она могла бы притвориться, что я продаю щетки. Я был в джинсах и чистой белой рубашке и в выцветшей, но еще вполне приличной куртке. Я попробовал заглянуть ей в глаза, но не мог в них проникнуть, и страха — перед чем? — в ее лице уже не было.

Мне она ничего не сказала, но, повернувшись лицом к комнатам, проговорила что-то вроде «Это он…» и одновременно стала закрывать дверь, так что мне уже показалось, что сейчас она захлопнет ее у меня перед носом.

Послышалось какое-то восклицание, может быть просто «Да?».

Дверь опять отворилась пошире, Хартли улыбалась мне.

— Ну что ж, зайди на минутку.

Я вытер ноги о большой чистый щетинистый оранжевый коврик и шагнул с яркого света в темноту прихожей.

Всю дорогу из Шрафф-Энда, а вернее, весь день после того, как я решил пойти к Хартли, меня поташнивало от волнения, от некоей смеси смутного физического возбуждения и отчетливого страха, похожей на то чувство (только гораздо хуже), которое я испытывал, когда в Калифорнии прыгал в воду с очень высокого трамплина, чтобы поразить воображение Фрицци. Сейчас, в полутьме, я видел Хартли неясно, но ощущал ее присутствие как некий магнетизм, мощно заполнивший весь дом, словно Хартли и дом были одно, словно меня внесло в пещеру, где она окружала меня, а я не мог ее коснуться. И от невозможности коснуться ее все тело у меня дрожало, как под действием тока. Одновременно я до дурноты ясно помнил про невидимого мужа. Я ведь заранее так живо и столько раз представил себе момент моего прихода в этот дом — как я звоню, как знакомлюсь с мистером Фичем, и мне казалось, что это будет прыжком в неведомое, да что там — в непоправимое. Но прыжок оказался мучительно медленным, словно вода, к которой я приближался, все отступала, а я все падал и падал.

Хартли же, оставив меня стоять в прихожей, ушла в одну из комнат, притворила дверь, и там стали шепотом совещаться. Прихожая была крошечная. Теперь я разглядел в ней столик, похожий на аналой, на нем вазу с розами, а над ним коричневую гравюру, изображающую средневекового рыцаря. Появилась Хартли и, распахнув другую дверь, пригласила меня в пустую комнату, как оказалось — гостиную. Она сказала:

— Прости, пожалуйста, мы как раз пьем чай, сейчас мы к тебе выйдем. — После чего опять оставила меня одного и закрыла дверь.

Тут только я понял, как глупо поступил и как это было опасно. В моем понимании шесть часов — самое время, чтобы выпить. Я вообразил, что заглянуть в это время в гости будет разумно и гуманно. А оказалось, что я прервал их ужин. Выругав себя за бестактность, я с горя стал оглядывать комнату. Большое окно фонарем с широким полукруглым белым подоконником смотрело боком на деревню, а прямо — на пристань и море. На подоконнике возле массивного кувшина с розами лежал полевой бинокль — вещь, видимо, недешевая. Море светило в комнату, как зеркало, излучающее собственный ясный свет. Этот свет возбуждал меня, выводил из равновесия и слепил так, что я почти ничего не видел вокруг себя. Пол был застелен толстым ковром, в комнате было жарко, душно и слишком сильно пахло розами.

Вошла Хартли, а за ней ее муж. В первую минуту мне сослепу показалось, что вид у Фича грубо мальчишеский. Он был невысок ростом, коренаст, с круглой головой, толстой шеей и коротко стриженными бесцветными волоса ми. У него были узкие темно-карие глаза, четко очерченный чувственный рот и крупный блестящий нос с раздувающимися ноздрями. Широкоплечий, с богатырской грудью. Ничто в нем не выдавало инвалида. Он вошел улыбаясь. Я, помаргивая, тоже расплылся в улыбке, и мы обменялись рукопожатием. «Очень приятно познакомиться». — «Надеюсь, вы не в обиде за мое вторжение?» — «Нет, что вы, что вы».

Хартли, на которой, когда она открывала дверь, было что-то синее, возможно хозяйственный халат, теперь предстала передо мной в желтом ситцевом платье с узким лифом и широкой юбкой. Она засуетилась, отводя от меня глаза.

— Ой, надо открыть окно, до чего же здесь душно. Да ты присядь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация