— Вздор, — сказал Дэйв. — Непременно поторгуйся, хотя бы ради престижа. Ты мог бы сыграть на благородных чувствах этого Старфилда.
Я поморщился. Еще раз быть обязанным благородству Сэмми? Нет, хватит!
— Уж лучше Сэди, — сказал я.
— Ну так напиши ей. Письмо сочиним вместе. Но сначала нужно решить, в каком качестве ты пишешь — как пострадавшая сторона или просто как шантажист. И помни, с кем мы имеем дело. Сдается мне, что, если собака им понадобится, они не станут ни торговаться, ни заявлять в полицию — они узнают, где она находится, и пришлют за ней четырех крепких молодчиков с машиной.
Нас прервал громкий стук в парадную дверь.
— Полиция! — сказал Финн.
Я подумал, что скорее это молодчики Сэмми. Мы переглянулись. Марс зарычал и ощетинился. Стук повторился.
— Сделаем вид, что нас нет дома, — прошептал Финн. Марс оглушительно тявкнул — раз, другой, третий.
— Теперь не скроешься, — сказал Дэйв.
— Посмотрим через стекло, — предложил я. — Надо выяснить, сколько их там.
Я был готов сражаться за Марса, если, конечно, это не полиция. Мы на цыпочках вышли в прихожую. Сквозь матовое стекло двери смутно вырисовывалась всего одна фигура.
— Остальные в засаде, на лестнице, — сказал Финн.
— А, к черту! — сказал я и открыл дверь.
— Две телеграммы для Донагью, — сказал рассыльный.
Я взял телеграммы, и он рысью побежал вниз. Финн и Дэйв весело смеялись, я же, разрывая первую телеграмму, весь дрожал от смутного страха. Сейчас я отовсюду ждал беды. Я перечел текст несколько раз. Потом вернулся в гостиную. Телеграмма гласила: «Срочно вылетай Париж отель Принц Киевский важный разговор точка все расходы оплачены точка перевожу тридцать фунтов Мэдж».
— Что там такое? — спрашивали Финн и Дэйв, следуя за мной по пятам. Я показал им. Вторая телеграмма и была переводом на тридцать фунтов.
Мы уселись.
— Это зачем же? — спросил Дэйв.
— Понятия не имею.
И в самом деле, что еще придумала Мэдж? Все это казалось мне фантастикой. Все, кроме тридцати фунтов. Они-то были вполне реальны — как найденная утром вещица, доказывающая, что это все тебе не приснилось. Мэдж в Париже. Что она там делает? Любопытство уже сжигало меня, как лихорадка. Я мгновенно перебрал в уме десяток вариантов, один неправдоподобнее другого.
— Я, конечно, поеду, — проговорил я задумчиво. Телеграмма от Мэдж пришлась кстати со всех точек зрения. Не то чтобы затея с шантажом мне надоела, но развивалась она как-то неинтересно и в дальнейшем не сулила ни приятных, ни особенно острых ощущений. Лучше всего, пожалуй, от нее вообще отказаться. Меня и всегда-то было нетрудно подбить на поездку в Париж, а сейчас, когда там Анна, и подавно. Вернее, Анна может быть там. Нет, она безусловно там, решил я, до того явственно был отмечен ее присутствием образ Парижа, возникший перед моим внутренним взором; в воображении я уже гулял с Анной по Елисейским полям, а теплый ветерок парижской вечной весны навевал, подобно лепесткам цветов, обещание близкого счастья.
— А нам за тебя расхлебывать эту кашу? — Дэйв стал даже заикаться от возмущения. — Ты крадешь, ты шантажируешь, а в самый трудный момент преспокойно смываешься в Париж и краденое имущество оставляешь нам, чтобы его тут нашла полиция?
— Все расходы оплачены, — сказал Финн.
— Я ненадолго, — сказал я. — Всего на один день. Только узнаю, что от меня нужно Мэдж. Если что стрясется, телеграфируй, и через несколько часов я буду здесь.
Дэйв немножко успокоился.
— А подождать нельзя? — спросил он.
— Дело, видимо, очень срочное. А может быть, и денежное. — Это я заключил из слов «все расходы оплачены».
Дэйв задумался.
— Ну ладно, — сказал он после того, как мы еще попререкались. — Может, наскребешь денег, чтобы внести, когда тебя будут отпускать на поруки. Но, во-первых, надо решить, какое написать письмо, а во-вторых, изволь оставить нам денег — кормить твоего зверя, да и на случай осложнений.
— За деньгами дело не станет, — сказал я, с тайным удовлетворением вспоминая про чек, полученный от Сэмми.
И вдруг ужасная мысль пронзила меня, как пуля. Узнав, кто украл Марса, Сэмми тут же приостановит платеж и по этому чеку. Я вскочил со стула.
— Ну, что еще? — сказал Дэйв. — Ты мне действуешь на нервы.
Насколько хватит благородства Сэмми? Настолько не хватит, нет. Или все зависит от того, сильно ли он обозлился? Я представил себе его гостиную в том виде, как мы ее оставили, и застонал. Надежды не было, разве что он просто забыл о чеке.
— Ты сам звонил Сэмми? — спросил я Дэйва.
— Да, Из автомата, разумеется.
— Он был очень зол?
— Как тигр.
— Говорил что-нибудь?
— Да, я и забыл тебе передать. Он сказал: «Передайте Донагью, женщину я ему уступаю, а денежки оставлю себе».
Я чуть не заплакал. И тут мне пришлось все им рассказать. Я принес чек, и мы долго его рассматривали. Так смотрят на мертвое тело любимой. Финн сказал, что никогда еще не видел чека на такую большую сумму. Даже Дэйва прошибло.
— Теперь уж мне необходимо ехать в Париж! — сказал я. Раз меня лишили моих кровных денег, надо было немедля принять меры.
Финн тем временем изучал выписку из счета Сэмми.
— Остается еще Птица Лира, — сказал он. — Этого он у нас не отнимет.
— Но ведь она еще не победила, — сказал Дэйв.
— Вы тут следите по газетам, — сказал я. — У меня в банке около шестидесяти фунтов. Ты сколько можешь выложить, Финн?
— Десять фунтов.
— А ты, Дэйв?
— Не валяй дурака, — сказал Дэйв.
В конце концов мы договорились сообща поставить на эту лошадь пятьдесят фунтов. Мы еще не совсем оправились от потери шестисот тридцати трех фунтов и десяти шиллингов.
Затем мы стали обсуждать письмо. Я по-прежнему утверждал, что обращаться нужно к Сэди. Инсинуация Дэйва не давала мне покоя, и я с грустью вспоминал слова Сэди, что я милый. Будь у меня больше времени, я задумался бы над тем, не повлияло ли это на мое решение. Но сейчас некогда было разбираться в мотивах. Если для того или иного поступка есть основания, не следует отступать только потому, что не все основания одинаково хороши. Я решил не вдаваться в психологические тонкости. Сэди умнее, чем Сэмми, и в этой авантюре она, несомненно, играет первую роль. К тому же у нее никто не срывал занавесок, ее гостиную не переворачивали вверх дном. Что Сэди, возможно, все еще ко мне неравнодушна, это к делу не относится. Впрочем, меня это нисколько не радовало, мне не терпелось уехать.
Итак, было решено, что Дэйв от моего имени напишет Сэди письмо, в котором попросту предложит обменять Марса на официальное признание моих прав на перевод и соответствующую компенсацию за его использование. О сумме компенсации мы долго спорили. «Ты чего добиваешься, — приставал ко мне Дэйв, — возмещения гонорара, оплаты издержек или мести?» Финн считал, что уж шантаж так шантаж и нужно просить максимум того, что можно получить, если держать Марса у себя, да еще намекнуть, что здоровье его может пошатнуться. Он предлагал требовать пятьсот фунтов. Дэйв считал, что нужно требовать только гонорар, который, возможно, причитается мне за прочтение перевода до напечатания. Он сказал, что понятия не имеет, сколько это может составить, и что, строго говоря, причитается эта сумма не мне, а издателю, но, принимая во внимание обстоятельства дела и из престижных соображений, я могу требовать пятьдесят фунтов. Я же считал, что мне причитается не только гонорар, но и компенсация за кражу рукописи, и скромно назвал сумму в двести фунтов.
