— На прошлой неделе я заходил к вам домой, — сказал я. — Вы тогда оставили записку: «Ушел в кабак», и я искал вас по всем кабакам.
— Плохо искали. Я был совсем близко — знаете такое заведение «Король Лудд»?
— А я пошел в противоположную сторону, на восток. В тот вечер я познакомился с Лефти Тоддом.
— Да, вы ведь знакомы с Лефти. Я его видел сегодня на митинге, прежде чем мне угодили в голову кирпичом.
— А кстати, как ваша голова?
— Ничего страшного. Только болит как проклятая. Если б не вы, она хоть болела бы во сне. Но вы не сказали мне, Джейк, почему вы тогда исчезли. Я чем-нибудь вас обидел?
— Нет, — сказал я терпеливо. — Это я вас обидел. Но теперь вижу, что произошло недоразумение. Оставим это.
Я чувствовал, что Хьюго внимательно на меня смотрит. От бинтов голова его казалась огромной.
— Ваша беда в том, Джейк, — сказал он, — что вы слишком подпадаете под чужое влияние. Вы и под мое влияние тогда подпали.
Я удивился.
— Верно. Но я не знал, что это вам известно.
— Каждый должен идти своей дорогой, Джейк, — сказал Хьюго. — Вы придаете всему слишком большое значение.
Я вдруг обозлился.
— Не знаю, что вы имеете в виду. Кой-чему вы тоже, надо полагать, придаете значение, иначе не стали бы возиться с этим театром в Хэммерсмите.
— Ах, это… — Хьюго на минуту умолк. — Это я сделал ради Анны. Но это была глупая затея.
Я затаил дыхание. Теперь, чтобы выудить у него признание, которое я так жаждал услышать, нужно было действовать крайне осторожно; я сделал глубокий вдох, будто пробуя мысли Хьюго на запах.
— Вы хотите сказать, что ей это не доставило удовольствия? — спросил я вкрадчиво.
— Да нет, удовольствие это ей доставило, да что толку? Ложью ничего не добьешься. Не то чтобы это была настоящая ложь, ведь ситуация нам обоим была ясна. Но в каком-то смысле это все же была ложь.
Я почувствовал, что не могу уследить за его мыслью.
— Вы хотите сказать, что театр ее недостаточно увлек, что она оказалась там в некотором роде пленницей?
— Нет, ее-то он увлек, — сказал Хьюго. — Это я не увлекся. И потом, она внесла в него столько всякой восточной чепухи — где она только ее нахваталась!
— У вас и нахваталась, — сказал я, вложив в свой ответ всю язвительность, какую только можно выразить шепотом.
— Ничего подобного! Какие-то смутные идеи она могла у меня почерпнуть, но до такого я бы никогда не додумался.
— Так зачем же вы участвовали в пантомиме, если считали, что все это никуда не годится?
— Правильно, этого не следовало делать. Но мне не хотелось обижать ее. К тому же у нее как будто что-то получалось.
— Да, — сказал я. — У Анны есть творческая жилка.
— Она у обоих у вас есть — и у вас, и у Анны, — сказал Хьюго.
— Почему вы сказали это таким тоном? — спросил я.
— Просто пришло в голову. А вот я ничего в жизни не создал.
— Почему вы ликвидировали театр?
— Я его не ликвидировал. Это Анна. Она вдруг решила, что все это ни к чему, и уехала!
— Бедный Хьюго! И тогда вы отдали его ННСП?
— Да, им очень нужно было помещение, я и подумал, почему не отдать.
Мне стало жаль его. Я представил себе, как он стоит в театре, совсем один, а той, что была душой этого дома, больше нет.
— Я не знал, что у вас есть политические убеждения, — сказал я. — Наверно, они родились уже после того, как мы перестали встречаться.
— В сущности, никаких политических убеждений у меня нет. Просто идеи Лефти кажутся мне честными. — В устах Хьюго это была очень высокая похвала.
— Вы с ним работаете?
— Боже упаси! Этого я не умею. Я просто даю ему деньги, вот и все.
— Завод ваш, надо полагать, по-прежнему процветает? Я случайно узнал, что парижский муниципалитет тоже в числе ваших клиентов.
— Завод? Я его продал, разве вы не знали?
— Не знал. А почему?
— Да как вам сказать, не верю я в частное предпринимательство. По-видимому, не верю. Вообще я плохо разбираюсь в этих вещах. А если сомневаешься в своем деле, то лучше бросить, вы со мной согласны? Кроме того, пока у меня был завод, я поневоле наживал деньги, а я этого не хочу. Я хочу путешествовать налегке. Иначе никогда ничего не поймешь.
— Я всю жизнь путешествую налегке, — сказал я, — но мне это никогда не помогало что-нибудь понять. А как же кино? Или это совсем другое?
— Из кино я тоже ухожу. Сейчас создается одна новая англо-французская компания, «Баунти — Белфаундер» в нее вольется. Желаю им удачи.
— Понятно, — сказал я, глубоко взволнованный, и добавил: — Но вы все равно останетесь богатым человеком, Хьюго.
— Очевидно, так. Не хочется об этом думать. Как-нибудь да разделаюсь с этими деньгами. Большую сумму дам Лефти. Вам тоже могу дать, если хотите.
— Странный вы человек, Хьюго. Откуда это внезапное стремление обнищать?
— Оно не внезапное. Раньше я просто трусил, да и руки не доходили. Я бы и сейчас, наверно, ни на что не решился, если бы не запутал свою жизнь до такой степени, что даже сам не могу это не замечать.
Я подумал об Анне.
— Вы очень измучились?
— Да, конечно. Чуть с ума не сошел. Но это не оправдывает моего безобразного поведения. Кстати, простите меня, ради бога, что я бросил трубку в тот день, когда звонил на Уэлбек-стрит. Я так удивился, услышав ваш голос, и мне стало ужасно стыдно.
Этого я не понял.
— Почему вам стало стыдно?
— Ну, знаете, я много чего натворил и еще собирался натворить. Вы обо мне слишком хорошего мнения, Джейк. Вы фантазер!
— Ш-ш! — прошипел я, и мы оба умолкли.
В коридоре послышались шаги. Я с ужасом вспомнил, где нахожусь. Тихие шаги приближались. Возможно, нас услышали, когда мы, увлекшись разговором, повысили голос. Я придвинулся вплотную к кровати, чтобы меня нельзя было увидеть от двери. А может, нас и не услышали, просто это ночная сестра делает очередной обход. Шаги замерли возле двери Хьюго, квадрат окошка потемнел. Я вдавился лицом в красное одеяло и затаил дыхание. Мне вдруг подумалось: а что, если Хьюго выдаст меня ночной сестре? Минуту я верил, что он на это способен. Но Хьюго лежал как пласт, дышал глубоко и ровно. Через минуту-другую лицо в окошке исчезло, и шаги медленно протопали к следующей двери. Я перевел дух и поднял глаза на Хьюго, собираясь с мыслями.
Я чувствовал, что мне идет хорошая карта. Хьюго настроен общительно. Теперь надо только выбрать нужные слова, и он мне все расскажет.
