Дорога из «Лесовика» через железнодорожный переезд и дальше по выемке железной дороги на общинный луг вела мимо холостяцкой норы Гектора Гейнса; он в сопровождении Валери и Несты зашел домой — взять стаканы в корзине. Хор животных, с которым Гектор так намучился, еще не выгнали из пивной. Яркий огонь семафора освещал красно-белые полосы шлагбаума на переезде, куда подходили Том с Антеей, держась за руки и размахивая бутылками, зажатыми в другой руке.
Дойдя до переезда, они подождали у небольшой узкой калитки, позволяющей переходить через пути. Кто-то пересекал рельсы, а в калитку можно было пройти только по одному. Человек, возникший рядом в пятне света, оказался Розановым.
Том отпустил руку Антеи, уронил бутылку, и она разбилась. Том инстинктивно остановился, словно хотел пригнуться, спрятать лицо; когда он пришел в себя, философа уже не было.
— Ой, плохая примета, — сказала Антея.
— Черт, и выпивка пропала.
— Это ведь был профессор Розанов?
— Похоже, что так.
Несомненно, Розанов его видел и заметил, что он держал Антею за руку. Том повернулся и сделал шаг, словно хотел побежать за философом, но остановился. Антея пинала осколки, сталкивая их в канаву.
Кто-то еще прошел через калитку. Это был Доминик Уиггинс.
— Здравствуйте, Доминик.
— Здравствуй, Антея, здравствуй, Том. Если вы на ярмарку, боюсь, она уже кончилась.
— Кто-то сказал, что там пляшут вокруг Кольца.
— Тоже перестали. Там были какие-то странные люди, но они уже ушли. И все же сегодня чудный вечер для наблюдения за летающими тарелками.
По дороге шли Гектор, Неста и Валери, а за ними толпа актеров.
— Ярмарка закончилась, и пляски тоже, — сказала Антея.
— Тогда пошли обратно ко мне, — отозвался Гектор.
— Я иду в Слиппер-хаус, — произнес Том.
— В Слиппер-хаус?
— Да, там вечеринка. Я только что вспомнил. Надо бежать. Пока!
— Что такое? Что он сказал?
— Вечеринка в Слиппер-хаусе.
— Вечеринка! Пойдемте все!
— Пошли! Том говорит, в Слиппер-хаусе вечеринка!
— Ура! В Слиппер-хаус!
— Ура!
Первопричина того, что впоследствии называли «оргией в Слиппер-хаусе», стала известна не сразу, и люди выдвигали множество безумных обвинений и контробвинений. Но все вышло случайно, без чьего-либо злого умысла, во всяком случае, поначалу. И заговора никакого не было; это станет ясно из рассказа, который я впоследствии услышал от самого Тома и который приведу здесь. Многие возмутительные вещи, которые передавались из уст в уста и которым верили, были совершеннейшей неправдой; хотя следует также добавить, что у многих участников были веские причины стыдиться событий этой злосчастной ночи.
Как бы там ни было, вскоре после того, как толпа актеров вышла из Бэркстауна, сон Алекс сбылся. Она пила в одиночестве. (Она в последнее время пристрастилась пить в одиночку, и ее дважды видели одну в баре эннистонского Королевского отеля.) Она выглянула из окна-эркера гостиной и увидела, что сад Белмонта полон незнакомых людей и движущихся огней.
— Что это? — спросила Диана у отца Бернарда, когда они дошли до задней калитки, ведущей в Белмонтский сад из проезда Форума.
Из сада неслось бормотание, жужжание, сдавленные голоса, временами — громкий смех, тихая неясная музыка.
Священник отворил калитку.
— Какой-то праздник, вечеринка или что-то такое, а может, пьесу ставят.
Он вошел в калитку.
— Я не могу идти, меня не звали, — сказала Диана, но прошла за ним.
Мокрая тропинка вела сквозь кусты и деревья в конец сада; пройдя по ней, священнике Дианой увидели Слиппер-хаус, озаренный всеми огнями и освещающий траву. В основном за пределами этого пятна света, лишь иногда возникая в нем, двигались люди, кто в старинных нарядах, кто в костюмах зверей, кто с зажженными фонарями (это был реквизит пьесы). Негромко гудели радиоприемники, смешивая классическую музыку с эстрадной, и кто-то из музыкантов играл на сопрановой блок-флейте. Несколько человек репетировали менуэт, а другие сосредоточенно танцевали поодиночке. Люди устроились группами на газоне, где было потемнее; они откупоривали бутылки и расплескивали по стаканам пиво и вино. Когда Диана и священник приблизились, кто-то с офомной оленьей головой и рогами подошел и сунул им в руки стаканы. Кто-то другой сказал: «Здравствуйте, святой отец, я не очень понимаю, что тут происходит» — и увильнул в сторону.
— Кто это был?
— Бобби Беннинг.
В это время на освещенной части газона Том с кем-то ссорился или что-то объяснял.
— Нет, вам нельзя в Слиппер-хаус, там нет никакой вечеринки, я это просто так сказал, это была шутка!
— Не было, а теперь есть.
— Почему нам туда нельзя? Ты же сказал, что там вечеринка.
— Да нет никакой… Я был расстроен, мне надо было что-то сказать…
— Ты нас сюда притащил.
— Вы сами за мной увязались!
— Я хочу войти в дом, я всегда хотел посмотреть, что там внутри.
— Нет, стой, туда нельзя.
— Все равно, давайте постучим.
— Пускай они к нам выйдут!
— Я хочу в дом.
— Что такое, почему нас не пускают?
— Слушайте, убирайтесь отсюда!
— Но это же ты придумал сюда пойти.
— Ничего подобного, и не кричите так.
— Давайте постучим в окна.
— Споем для девочек!
— Пожалуйста, хватит, уходите!
— В саду кто-то есть, — сказала Хэтти. — Там люди.
— Не бойся, двери заперты.
— Ох, Перл, может, лучше позвонить в полицию?
— Конечно нет. Это наверняка гости миссис Маккефри.
— Перлочка, милая, я думаю, это плохие люди. Давай включим весь свет. Мне так страшно в этом доме. Лучше бы мы поселились в Лондоне. Я ненавижу этот дом. Я боюсь, что сюда кто-нибудь ворвется.
— Ну давай.
Девушки пробежали по всему дому и зажгли свет.
— Стой, не зажигай свет в моей спальне, мы будем смотреть из моего окна. Они шумят.
— Может, это что-то связанное с ярмаркой.
— Не может же ярмарка быть здесь. Они все в костюмах зверей. Перл, они собираются на нас напасть…
— Не говори глупостей.
— Правда, они хотят над нами посмеяться, это оскорбление, послушай, они смеются…
— По-моему, они пьяны.
— Может, я позвоню Джону Роберту?
