Книга Ученик философа, страница 130. Автор книги Айрис Мердок

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ученик философа»

Cтраница 130

Обида, почти переходящая в гнев, была самой демонической составной частью духовной болезни Тома. Для него было так необычно, так неестественно даже слегка сердиться на кого-то. А теперь он злился на Джона Роберта, на Хэтти, на Джорджа, на Эмму, на себя. Он не переставая гадал, каким образом стали известны планы Джона Роберта насчет него и Хэтти. Немыслимо, чтобы Хэтти рассказала. Значит, он сам виноват, потому что сказал Эмме. Но больше он никому не говорил. Должно быть, Эмма рассказал кому-нибудь, хоть и не признается. Возможно, Гектору, с которым в последнее время сдружился (к ревности Тома). Во вторник утром на Траванкор-авеню пришло письмо Гектора, адресованное Тому, с просьбой немедленно связаться с ним, как только Том вернется в Эннистон. Том игнорировал письмо, но потом задумался, не в этом ли причина. Эмма рассказал Гектору, а Гектор разболтал. Гектор был знаком с редактором «Эннистон Газетт», Гэвином Оаром, и давал ему интервью в связи с постановкой… Том подумал, не пойти ли повидаться с Гектором, но сама идея расследования была ему ненавистна, а мысль, что Эмма солгал ему и предал его, причиняла чудовищную боль.

Главным предателем был, конечно, он сам. Вообще не нужно было соглашаться на безумный план Джона Роберта. А он согласился, даже не ради забавы, а потому что ему было лестно. А раз согласился, надо было держать рот на замке. А когда он понял, что дело не пойдет, почти сразу, он должен был немедленно написать Джону Роберту и отстраниться от этой чудовищной истории. Надо было оставаться в Лондоне и заниматься учебой, а не околачиваться в Эннистоне с двусмысленными намерениями. (Каким привлекательным казался ему теперь скромный труд студента!) Предаваясь этим мыслям, Том колебался между Двумя точками зрения. С одной из них он видел себя виновным в чудовищном предательстве, а с другой — беспомощной жертвой чудовища. Кто может противостоять такому человеку, как Розанов? Розанов втянул его в эту чудовищную и нелепую историю, а теперь несправедливо обвиняет, даже не выслушивая оправданий. Том не был виновником сцены в Слиппер-хаусе, но Розанов решил рассматривать ее как результат какого-то заговора. И еще он посмел угрожать Тому, выставлять его негодяем и ненавидеть. Разве так можно?

Фигура Хэтти представала в еще более двусмысленном и ярком свете. Что именно случилось в ту ночь? Сначала, будучи в шкуре виновника, Том решил, что Хэтти просто невинная девушка, испуганная тем, что ей могло казаться бездумной, жестокой забавой (хоть это и была на самом деле случайность), а потом невыносимым вторжением Джорджа. В этом состоянии Том страшно каялся: ну зачем он вообще выдумал «вечеринку в Слиппер-хаусе», зачем потащил туда всех этих пьяных? Ему казалось, что это действительно происки дьявола: рокового демона, рыскающего в темных закоулках его собственного подсознания. И ему страшно хотелось побежать к Хэтти, все объяснить, извиниться и чтобы его простили. Потом, когда обида заполняла другую чашу весов, Том начинал задумываться: а как это Джордж вдруг явился незнамо откуда? Была ли тут замешана Диана Седлей? Он видел ее в саду. Почему она там оказалась? Тут он вспомнил, что слыхал: Перл — родственница Руби, а та — родственница Дианы. Замешана ли в этом деле Руби? А Перл? А… Хэтти? Действительно ли Хэтти — невинная дева, оскорбленная вульгарными шутниками? Может, это Диана привела Джорджа к Хэтти? Может, Хэтти сама пригласила Джорджа? Может, она его уже давно знала и именно поэтому была так оскорбительно холодна с Томом? Все это адское варево бурлило в мозгу Тома в среду ночью, пока он пытался опять заснуть. В четверг утром он позвонил в Слиппер-хаус. Кто-то взял трубку — ему показалось, что это была Хэтти, — и сказал: «Алло!»

«Это Том», — ответил он. На том конце повесили трубку.

Том не планировал всерьез пойти и повидаться с Хэтти в среду: частью своего больного мозга он понимал, что действительно обещал Джону Роберту этого не делать, и в любом случае он боялся, что Джон Роберт отомстит, если узнает. В четверг Том начал сомневаться, что вообще что-то обещал, и его страх немного поубавился. После телефонного звонка Тому страшно захотелось побежать в Слиппер-хаус, но он не рискнул. А вдруг он там столкнется с Джоном Робертом? Но он по-прежнему хотел туда пойти. Он все больше и больше, больше всего на свете, хотел увидеться с Хэтти, объяснить ей, что он невиновен, и увидеть, глядя в ее чистое прозрачное лицо, что и она невинна.

Четверг тянулся медленно-медленно, а Том продолжал прятаться. Звонил телефон, но Том боялся подходить. Его дни уже потеряли смысл, он не мог читать, не мог сидеть, понятия «прием пищи» больше не существовало. Он выпил немного виски и закусил хлебом, отрывая его кусками от черствой буханки. Он подумал, не поехать ли в Лондон, но не мог покинуть Эннистон, не выдернув сначала каким-то образом из сердца все эти мучительные крючки и занозы. Ему нужно было облегчить страдание, хотя он едва осознавал, в чем оно заключалось, а потому не мог понять, что делать. В конце концов он подумал: «Пойду к Уильяму Исткоту. Расскажу ему все и спрошу, что мне делать. В конце концов, Ящерка Билль — приятель Джона Роберта, единственный во всем Эннистоне, кого Джон Роберт терпит! Может, он даже объяснит все Джону Роберту, заступится за меня. Как я раньше об этом не подумал?» Был вечер, но еще не стемнело. Том надел один из плащей Грега и одну из его твидовых шляп и крадучись вышел на Траванкор-авеню.


В доме Исткота, номер 34 по Полумесяцу, кажется, что-то происходило. Горели лампы, дверь была открыта. У дома стояла машина. «О черт, — подумал Том, — у него гости. Нужно идти восвояси». Страшно разочарованный, он стоял, колеблясь, у подножия каменной лестницы, ведущей к двери. Потом увидел, как через прихожую прошла Антея. И тут же понял, что стоит в пятне света, падающего от двери, и его может узнать кто-нибудь из прохожих. Он поднялся по ступенькам, вошел в дом и закрыл за собой дверь.

В прихожей никого не было, ее наполняли прекрасные пестрые вещи, знакомые Тому с детства, — тогда он думал, что все эти ковры и гобелены и огромные чаши, куда Роза Исткот ставила цветы, существуют здесь по необходимости, образуя удивительную страну, где живут очень кроткие тигры. Эта обстановка подбодрила его, от нее веяло надежностью мира, где все под контролем. Но Том сразу почувствовал: что-то не так. Стояла странная тишина, потом кто-то заговорил вполголоса, раздались шаги. Из кабинета дяди вышла Антея. Она плакала.

Она увидела Тома и сказала:

— Ох, Том, как хорошо, что ты пришел.

Она подошла к нему, обняла и зарылась лицом в плащ Грега.

Том обхватил ее за плечи, прижимая к себе, и повел подбородком в массе сладко пахнущих каштаново-золотистых волос. Он смотрел поверх ее плеча, чувствуя, как бьются ее сердце и его собственное.

В прихожую вышел доктор Роуч. Он сказал:

— О Том, какой ты молодец, что пришел, какой молодец.

Доктор подошел к ним, расцепил руки Антеи, которая теперь тихо рыдала, и повел ее, подталкивая, в гостиную. Антея села на диван и закрыла лицо руками. Доктор сказал ей:

— Посиди тихонько с Томом, я принесу тебе настойку.

Тому он сказал:

— Он мирно отошел около часа назад. Он не страдал в конце. Он нас узнавал. Он сказал: «Молитесь, постоянно молитесь Богу». Это были его последние слова. Если он не святой, то святых вообще не бывает.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация