— О нем все плохо думают, — сказала Габриель.
— Людям нужен козел отпущения. Кто-нибудь, кто всегда под рукой
[16]
. Официально признанный большим грешником, чем все остальные.
— Совершенно верно. Может, оттого, что мы так про него думаем, он действительно становится хуже. Но я уверена, что он ужасно обращается со Стеллой.
— Вы же сказали, что это был несчастный случай.
— Конечно… но я думаю… ей надо от него уйти.
— Потому что он может ее убить?
— Нет — чтобы остаться одной и начать новую жизнь. Она одержима Джорджем, она тратит себя понапрасну, и ее любовь не идет ему на пользу, а только злит. Ее любовь — как долг, что-то невещественное, смесь идеализма и ужасной самоуверенности. Она думает возвысить его. А ей бы встать на колени рядом с ним.
— Вы ей об этом говорили?
— Конечно нет! Она слишком гордая, самая гордая из всех, кого я знаю. Хорошо бы вы поговорили с Джорджем.
— И что я с ним сделаю?
— Его надо победить, сломать, довести до слез.
— Слез облегчения и раскаяния?
— Вы можете его спасти, Джорджа можно спасти любовью, только не такой, как у Стеллы, другой. Его уродство — это мольба о любви.
Священник от души расхохотался и хохотал слишком долго, потом щелкнул пальцами, как обычно делал, желая сменить тему разговора. Он встал.
— Вы знаете, когда приезжает профессор Розанов?
— Нет, — ответила Габриель, слегка обиженная столь резким отказом на ее крик души, и тоже встала.
— Вы с ним знакомы? — Отец Бернард знал знаменитого земляка лишь по чужим рассказам.
— Нет, — ответила Габриель, — Один раз видела на улице. Брайан знаком, ну и конечно, Джордж у него учился.
В этом месте разговора Брайан заметно прибавил громкости в телевизоре, демонстрируя свое недовольство.
— Что Брайан про него думает? — спросил священник погромче.
— Спросите его сами, — ответила Габриель, тоже на повышенных тонах, открывая дверь, — Брайан! Отец Бернард спрашивает, что ты думаешь о профессоре Розанове.
Вошел Брайан, подошел к газовой плите и заглянул в одну из сковородок, подняв крышку и тут же с лязгом опустив ее на место. Он вперил взгляд в священника, который, однако, не повторил вопроса, а вместо этого спросил:
— Почему профессор Розанов решил нас навестить?
— Лично меня он навещать не собирается. Кто его знает — артрит, водолечение…
— Вы не знаете, где он собирается остановиться?
— Без понятия. Может, в Королевском отеле.
(Королева Виктория побывала в Эннистоне в пору строительства Виктория-парка и посетила Институт, где принц-кон-сорт похвалил воды и упомянул Баден-Баден.)
— Он здесь не был с тех пор, как его матушка умерла, — сказала Габриель, — но говорят, он приезжает насовсем, выйдет на пенсию и поселится тут.
— Что он за человек?
Их разговор почти тонул в шуме телевизора из соседней комнаты.
— Розанов? Шарлатан. Знаете, что такое шарлатан — фальшивка, притворщик, фокусник, любитель совать нос в чужие дела, который прикидывается, что может…
— Да не кричи ты, — воскликнула Габриель и побежала выключать телевизор.
Священник откланялся.
Немного времени спустя Габриель и Брайан все еще говорили про Джорджа, Стеллу и Алекс.
— Оставь ты эту затею со Слиппер-хаусом, — сказал Брайан, — Алекс нас никогда туда не пустит. Кроме того, жить у нее под носом было бы просто ужасно.
— Мы будем ходить через заднюю калитку…
— Оставь.
— Я хочу жить в этом доме!
— Ты такая корыстная. И еще ты думаешь, что Алекс проматывает наше наследство.
— Эти ее выходки…
— Не надо так думать, это очень зло и мелочно.
— Я знаю!
— Стоит Алекс разбить чашку, и ты уже вздрагиваешь.
— Она вечно пользуется лучшими сервизами, и она такая неосторожная.
— Ну и что, это же не твои чашки и, скорее всего, никогда твоими не будут. Она все оставит Джорджу. Ты же знаешь, что мы и пальцем не шевельнем.
— Она могла бы и спросить нас, когда продавала Мэривилль.
Мэривилль был дом у моря.
— От него одна головная боль была: то сухая гниль, то заберется туда кто-нибудь…
— Если ты когда-то жил у моря, то потом просто ездить туда — уже совсем не то; там такое красивое побережье, а теперь на него грустно смотреть.
— Ну вот опять — только и думаешь, что про недвижимость!
— Алекс же не пользуется Слиппер-хаусом. В прошлом году в это же время я видела ее рисовальные принадлежности, они уже много лет лежат точно так же.
— Может, она там медитирует, это совершенно не наше дело, ради бога. Попробуй представить себе, каково ей живется. Тебе этот дом не нравится.
— Нравится, он же наш, но он такой маленький.
— Вот в чем твоя беда — ты так и не привыкла, что ты из бедных Боукоков.
Ветви рода, к которой принадлежала Габриель, почему-то не досталось семейных денег.
Габриель засмеялась.
— Может, и так! Но нам не хватает места. Если еще и Стелла тут будет…
— А ей обязательно тут быть?
— Думаю, да.
— Она к нам не поедет.
— Я с ней опять поговорила, очень тактично. Думаю, она боится возвращаться к Джорджу.
— Мужья и жены часто друг друга лучше понимают, чем кажется сторонним доброжелателям.
— Как бы там ни было, ей нужен перерыв.
— Ты, кажется, хочешь, чтобы она ушла от Джорджа.
— Она все думает, что может его исправить, постоянно высматривает какие-то мелочи, признаки улучшения…
— Это любовь.
— Это самообман.
— В каком-то смысле, — сказал Брайан, — это не может быть самообманом.
— Я думаю, на самом деле Джордж ее ненавидит.
— Она в это никогда не поверит.
— В том-то и беда. Подумай, как ужасно они живут, а у Джорджа еще и любовница есть. Я считаю, Стелле нужно время, чтобы все обдумать. Она все еще в шоке, в какой-то прострации.
— Стелла в прострации? Не может быть! — Брайан всегда восхищался Стеллой.
