– Прости, Людвиг. Я совсем пьяная. Мне так плохо. Да еще сова меня очень испугала.
Людвиг поцеловал ее в лоб. Потом как-то подсунул руку под шею и поцеловал в горячие, мокрые, пьяные губы. После чего встал с достоинством.
– Спокойной ночи, Митци.
– Спокойной ночи, дорогой Людвиг.
Он потушил свет и вышел. Если ее тут же не свалит алкоголь, то позже она обязательно выйдет уже в халате. Он был уже у самых дверей гостиной и только тут понял, что она таки сумела его возбудить.
* * *
Гарс оставил Людвига возиться с Митци не из-за смущения, а потому, что не хотел, чтобы отец, неожиданно появившись, увидел, как он тащит Митци, а та облапливает его ручищей, похожей на половину колеса от грузовика. В этой сцене он смотрелся бы не очень красиво. Слишком комично для первой после долгой разлуки встречи отца и сына. Хотя, правду говоря, сегодня он пришел в этот дом ради Людвига, а не ради отца.
Но, затворив дверь, он тут же забыл и о Людвиге, и о Митци и вернулся на маленькую улочку в западной части Нью-Йорка. Еще не рассвело, и он шел один. Оказаться одному где-то на окраинной улочке в Нью-Йорке – нет ничего глупее. Перед этим он был на какой-то вечеринке, и компания показалась ему настолько противной, что он отказался от предложения подвезти и пошел пешком. Но обратный путь получился гораздо длиннее, чем он думал. По дороге он встретил всего несколько человек, равнодушно глянул на них, а они так же равнодушно на него. Какое-то время за ним ехал вдоль обочины полицейский автомобиль, но потом отстал. Что-то происходило на противоположной стороне улицы – на это он обратил внимание через несколько минут. Там стояли какие-то трое. Вдруг засуетились. И двое напали на третьего. Сцена разворачивалась прямо под уличным фонарем, при слишком ярком, каком-то театральном свете. Нападавшие были похожи на пуэрториканцев, третий – явно африканец. Нож вонзился в землю. Потом он увидел, как второй нож врезался африканцу под ребро, услышал вскрик. Черный был не такого уж мощного сложения. Он махал руками и кричал «Помогите! Помогите!», тянулся к Гарсу, как ребенок из материнских объятий. Один из мужчин схватил бедолагу за руки и заломил их назад. Второй поднял нож и начал кромсать рубашку возле шеи, словно хотел срезать с него галстук. «Помогите! Спасите!» Гарс остановился. Один держал африканца сзади, второй оголил ему шею и, нащупывая подходящее место, медленно, обдуманно водил ножом у основания шеи, там, где сонная артерия. Гарс заметил, как блеснула сталь, и услышал еще один, последний крик, после чего повернулся и пошел дальше. Он не бежал, а просто шел – быстро, размеренно, не оглядываясь, все дальше и дальше. Рассвет застал его еще в пути.
Вошел Людвиг, лицо у него было красное.
– Ну и туша. Как ее угораздило так пораниться?
– Отец пришел? – спросил Гарс.
– Да. Но сразу пошел спать.
– Ну и ладно. Посидим здесь?
– Можно. Митци утверждает, что это гостиная, так почему бы не посидеть.
– Твоя комната наверху?
– Да, рядом с комнатой твоего папы.
– Тогда лучше тут.
– Слушай, – сказал Людвиг, – я позвоню Грейс, ты не против? Хотел у нее спросить, можно ли прийти, но теперь…
– Ради Бога, звони, если надо, при чем тут я. Считай, что меня здесь нет.
– Зачем ты так говоришь? Грейс я вижу каждый день, а тебя так редко. Я у нее не ночую, не подумай ничего такого, разве что пьем кофе. Не уходи, я тебя прошу, мне необходимо с тобой поговорить. Грейс не рассердится.
– Ну что ж.
Гарс сел. Он слышал, как Людвиг в соседней комнате разговаривает по телефону.
– Только что вернулся с этой встречи… продлилось дольше, чем я думал… Нет, наверное, нет, если ты не против… Да, наверное, немного поработаю… Спокойной ночи, конфетка, приятных тебе снов, котенок, да, любимая, и тебе тоже… хорошо… любимая… да… спокойной ночи, малышка… целую… пока.
А он уже потихоньку учится водить свою суженую за нос, подумал Гарс.
Людвиг покраснел, потому что догадался, что Гарс слышал разговор.
– Виски?
– Немного. Отец еще не нашел работу?
– Кажется, нет.
– А как Дорина?
– Я ее не видел. Почему ты не зайдешь к ней?
– Я не могу, – ответил Гарс. Мне нельзя приближаться к Дорине, подумал он. Может ли Людвиг все это понять?
– Когда свадьба?
– В сентябре. Наверняка будет пышное представление.
Сентябрь. Какая нелепость.
– Мы с тобой будем дружить, как и прежде.
– Само собой.
Но это неправда. Семейная жизнь приземляет человека. Уже сейчас Людвиг как будто отошел вдаль. Голова с коротко подстриженными серебристыми волосами, часто моргающие удивленные темно-карие глаза и рот до ушей. Почему этот парнишка казался ему таким значительным?
– Ты уже виделся с дядей Мэтью? – спросил Людвиг.
– Нет, и вряд ли посчастливится. В тех сферах, где он вращается, я не бываю. А в чем дело?
– Любопытный человек. Охотно бы с ним познакомился.
– Действительно любопытный, – сказал Гарс. Он уже заранее решил держаться подальше от дядюшки Мэтью. Дядюшка слишком умен. И вот куда его это завело. – Фальшивый пророк.
– Фальшивый пророк?
– Соблазнитель. И тебя соблазнит при случае. Толстый шармер, очаровательными манерами прокладывающий себе дорогу в рай. Такие, как он, любят разговорить собеседника, вытянуть из него пару любопытных историй, чтобы тут же их забыть.
– Вижу, ты решительно настроен против него.
– Ничего подобного, – возразил Гарс. Он чуть было не сказал, что если Людвиг заведет дружбу с Мэтью, то тут же лишится дружбы с Остином, но передумал. Выступать в роли покровителя отца? Нет, это фальшивая роль. К тому же Людвиг достаточно умен, чтобы решать самостоятельно. – Честно говоря, я так давно его не видел…
– Грейс, кажется, очень тепло к нему относится.
На это Гарс ничего не ответил.
– Послушай, а твой чемодан нашелся?
– Нет.
– Остин сказал, там была рукопись?
– Да, но это не важно. Я так или иначе собирался ее уничтожить. Ничего не получилось… так, какие-то бредни… плохой из меня романист.
– А о чем там шла речь?
– Ну… один человек увидел, как кого-то убили прямо посреди улицы, и это на него очень сильно подействовало. Он пытается объяснить свои переживания – любимой девушке, учителю, другим, – но его не понимают, считают, что сошел с ума, что ему все привиделось; и в конце концов он кончает жизнь самоубийством.
– Что ж, неплохой замысел.
– Да что с тобой, Людвиг? Неужели после приезда в Англию ты так поглупел?
