— Разве в Америке нет сносных ресторанов заморской кухни? — удивился Аксель.
— Только не в Южной Каролине! Последний месяц я провел в Сан-Франциско, и вот там были превосходные, китайские. Я поклонник китайской кухни.
— Надо будет сводить тебя в китайский ресторанчик здесь по соседству, — сказал Аксель. — По-моему, он неплох.
— А по-моему, плох, — возразил Саймон.
— Раз так, придется сходить вдвоем, — сказал Джулиус Акселю.
— Чем, интересно, запивать китайскую еду? — воскликнул Саймон.
— Пивом, — ответил Аксель.
— Нет, лучше чаем, — ответил Джулиус.
— Саймону даже и пиво кажется слишком легким, — прокомментировал Аксель. — Он страстный поклонник спиртного. Но я намерен положить этому конец.
— Еще вина, Джулиус? — спросил Саймон.
— Нет, спасибо. Я пью немного. Вынужден остерегаться. Вот Руперт — тот, похоже, здоровяк. Ему язва желудка не грозит.
— Руперт цветет. Вы, кажется, завтракали у него в клубе?
— Да. Обожаю английские клубы и по-английски церемонного Руперта. Он англичанин до карикатурности, ты не находишь?
— А почему бы и вам не вступить в клуб, Джулиус? — спросил Саймон.
— Аксель, да он дразнилка! Нет, клубы не для таких, как я. Одна мысль, что они готовы меня принять, полностью уничтожила бы очарование.
— Ты все еще живешь в «Хилтоне»? — спросил Аксель.
— Нет. Большие отели доводят меня до мигреней. Я как раз собирался рассказать, что переехал в очень комфортабельную квартирку на Брук-стрит. Вы оба непременно должны заглянуть туда. Вот, я пишу адрес.
— Хильду ты видел?
— Нет, Аксель. У них там Морган, меня в связи с этим не приглашают, ну и сам я, естественно, держусь поодаль. Ты думаешь, я сейчас неприятен Хильде?
— Нет, не думаю. Верно, Саймон? Хильда человек в высшей степени здравомыслящий. К слову сказать, куда более здравомыслящий, чем Морган.
— Я с удовольствием повидался бы с Хильдой, но все-таки лучше повременить. Ты предлагаешь мне портвейн, Саймон? Нет, безусловно нет. Чуточку виски, хорошо разбавленного водой.
— Вы разговаривали с Рупертом о его книге?
— Он упомянул о ней. Думаю, ему очень хотелось подробных расспросов. Но у меня не хватило сил. Боюсь, эта книга доставит нам много неловких моментов.
— Я полностью с тобой согласен, дорогой мой, — подтвердил Аксель.
Саймон залился краской и пролил немного виски. Колено Акселя прижалось под столом к его ноге. Заговорили об опере. Встав, Саймон выскользнул из комнаты и, направившись в кухню, хлебнул из припрятанной в кухонном шкафчике бутылки виски. Рот растянулся в непроизвольную дурацкую улыбку: похоже, он был уже хорошо под хмельком. Когда он вернулся в столовую, они все еще разговаривали об опере.
— Не уверен, что ты попадешь на «Фиделио», — говорил Аксель. — Я иду в пятницу. Билет заказывал давным-давно и все равно не сумел получить хорошее место.
— А что сейчас в Глиндебурне?
— Перселл.
— Какая прелесть! Можно раздобыть билеты? Давайте съездим втроем.
— У меня есть кое-какие связи в Глиндебурне, так что, скорее всего, билеты будут. Только вот Саймон ненавидит оперу.
— Что ж, значит, и туда отправимся вдвоем. Я безумно изголодался по опере. Сам понимаешь, сколько приличных опер я слышал за последние два года!
— Не понимаю, зачем люди ездят в Глиндебурн, — заявил Саймон. — Там постоянно идет дождь, и вместо пикника на свежем воздухе приходится закусывать в машине. А если дождь не идет, то непременно сталкиваешься на озере с каким-нибудь жутко малоприятным знакомым и, волей-неволей, делишься с ним шампанским и куриным пирогом.
— Но ведь все дело в музыке, милый мальчик. В Глиндебурн ездят не ради шампанского и куриного пирога.
— Вспомни, как мы туда ездили в твой день рождения, — не унимался Саймон. — Была гроза, в машине протекала крыша, а на обратном пути мы еще прокололи шину.
— Все эти неприятности ты заслужил, и сам отлично знаешь почему.
— И почему же он их заслужил? — посверкивая глазами, спросил Джулиус.
— О, ничего особенного. Так, маленькое suppressio veri и маленькое suggestio falsi.
— На нынешний твой день рождения, который, мы, слава богу, проведем дома, я, как и сегодня, приготовлю форель, посыпанную миндалем. Но подам ее не с белым бургундским, а с рейнвейном.
— У тебя скоро день рождения, Аксель? — спросил Джулиус.
— Да. И лучше бы Саймон не суетился по этому поводу. Мне же не десять лет.
— Я очень люблю дни рождения, всякие годовщины, юбилеи, — сказал Саймон.
— Точнее, любой повод выпить, — уточнил Аксель, начиная поглаживать мочку правого уха.
Саймон налил себе еще виски.
— Когда твой день рождения? — спросил Джулиус.
— Двадцатого.
— Значит, ты Рак. Я Лев. А кто Саймон?
— Стрелец.
— Ты, значит, тоже в курсе этих дел? Саймон у нас точно знает, кто — кто. Он истово верит в звезды.
— Морган — Близнец, Руперт — Рак, Таллис — Козерог, Хильда — Дева, Питер — Водолей, — отчеканил Саймон.
— Я тоже истово верю в звезды, — сказал Джулиус. — И страшно суеверен. Железная рука судьбы для меня не пустой звук. И поэтому я никогда не решусь составить свой гороскоп.
— А я не верю в судьбу, — сказал Аксель. — Я верю в усилия.
— И какова цель усилий? Чего ты хочешь от жизни, Аксель?
— Работать, выполнять свои обязанности и мирно дружить с приятными интеллигентными людьми.
— Ты восхитительно скромен. Не правда ли, Саймон?
— Я думаю, что этого достаточно, — сказал Саймон. Колено Акселя снова коснулось его ноги.
— Ну а мне нужно большего, — возразил Джулиус.
— И чего именно? Развлечений? Власти?
— Не развлечений. Власти? Пожалуй. Но что это за дружбы, о которых ты говорил, Аксель?
— Просто дружбы. «Лучшая любовь та, что не поддается определению». Виттгенштейн.
— Не хотите конфету? Это шоколад с мятной начинкой, — предложил Саймон.
Раздался звонок.
— Это еще что за черт? — удивился Аксель. — В такое позднее время! Саймон, кто бы там ни был, выпроводи. — Аксель не выносил незваных визитеров.
Встав, Саймон вышел из столовой и небрежно прикрыл за собой дверь. В холле было светло, поблескивал старательно отполированный дубовый комод, на нем — это была идея Саймона — букет белых роз в медной чаше и высокое зеркало в резной деревянной раме, пришедшее из семьи Акселя. Глянув в зеркало и мимоходом поправив волосы, Саймон подошел к двери и приоткрыл ее.
