— Нет, никакого света. Ведь звучит голос моей вины. Скажи, что мне делать, Руперт? Необходимо покаяться, понести какое-то наказание? Как поступить, чтобы пропало ощущение себя обрывком грязной, скомканной газеты?
— Ты действительно хочешь обсуждать это, Морган?
— Не просто хочу — испытываю потребность. Мне нужна твоя помощь, Руперт. Она мне необходима.
— Я прав, полагая, что с Джулиусом покончено?
— Для краткости можно сказать, что да.
— Чувствуешь ли ты к Таллису что-то, похожее на любовь?
— Наверно, да. Мысли о нем неотвязно преследуют.
— А прежде ты его любила?
— Испытывала безмерную и роковую нежность. Он был таким удивительно трогательным… пока не начал раздражать.
— Допустим, кто-нибудь спросит: почему не попробовать вернуться к Таллису?
— Твоя манера говорить «допустим, кто-нибудь спросит А», вместо того чтобы просто назвать это А, умиляет. Думаю, она связана с философским образованием. Не знаю, Руперт. Возможно, я хочу просто избавиться от Таллиса, спастись. Господи! Если бы это действительно было так просто.
— Допустим, кто-нибудь… Ладно, пусть напрямую: как ты относишься к разводу?
— Ты прав, пытаясь воздействовать шоком.
— И все-таки: как ты к нему относишься?
— Все связанное с разводом уродливо, разрушительно и ужасно.
— Попробуй мыслить логично, Морган. Если ты правда хочешь избавиться от Таллиса — в чем я вообще-то не уверен, — надо быть честной и по отношению к нему. Не только твоя, но и его жизнь уходит. И в этой неопределенной ситуации он удивительно терпелив.
— Да, я хочу, хочу быть и честной, и справедливой. Но каким образом, Руперт, как?
— В конце концов, с помощью любви, моя хорошая. Любовь — потаенное имя всех добродетелей.
— Звучит очень красиво. Ты пишешь об этом в книге? Но как превратить оковы в любовь? Я больше не могу видеть Таллиса. Он камень у меня на шее. Боюсь, что любовь — в твоем понимании — для меня непосильна. Поставь другую цель. Что я могу попробовать такого, с чем, возможно, справлюсь?
— Спокойствие. Спокойствие ума — вещь очень важная. Расслабься и позволь себе уйти на глубину. Нырни в глубины духа и раствори в них свое строптивое эго.
— Руперт, ты восхитителен. Я мечтаю прочесть твою книгу. Но как обрести спокойствие, если я живу с мыслью о предстоящем свидании с Таллисом?
— Повидайся с ним, и это окажется позади.
— Ой, нет, не сейчас, еще не сейчас. Руперт…
— Да, детка?
— Я хамски поступила с Таллисом. Я говорю не об уходе к Джулиусу — это был слом всей жизни, но не хамство, дело в другом: я взяла его деньги.
— Как так?
— У нас был общий счет в банке. Это, конечно, полная глупость. Моих денег на нем лежало гораздо больше. Решив остаться в Америке, я взяла все.
— И сколько ты должна Таллису?
— Около четырехсот фунтов.
— Верни их.
— Не из чего, Руперт. В Диббинсе я скопила приличную сумму, но, болтаясь без дела на Западном побережье, потом в Вермонте, истратила ее полностью. Ведь нужно было еще заплатить за… самые разные вещи… и…
— Я одолжу тебе эту сумму.
— Руперт, я вела вовсе не к этому…
— Послушай, Морган. Прошу тебя, не беспокойся о деньгах. То есть бери у меня в долг не задумываясь. Я вполне обеспечен. И я тебе все равно что брат.
— Ты мой ангел-хранитель. Господи, как мне тошно…
— Если ты хочешь рассуждать здраво, необходимо, прежде всего, отдать долг. Денежные проблемы неминуемо приводят к каше в голове.
— Ты прав. В Америке меня все это не заботило. А теперь, после возвращения, угнетает все больше и больше. Но все-таки…
— Не глупи, Морган. Я прямо сейчас выпишу тебе чек. Может быть, нужна большая сумма? Я с легкостью одолжу ее.
— Нет, Руперт. Только та, о которой я говорила. Я верну тебе эти деньги. Как я тебе благодарна. Думаю, ты понимаешь, что я чувствую. И… я хочу попросить тебя еще об одной вещи.
— Да?
— Пожалуйста, не говори об этом Хильде.
— Не говорить?..
— Об этом займе. Я ведь не рассказала ей о причине, которая его вызвала. Я расскажу, расскажу непременно. Но мне было стыдно… ты ведь знаешь, что я всегда… всю жизнь… так страшилась неодобрения Хильды.
— Нркно было все рассказать. Но! Что ж, хорошо, я промолчу.
— Спасибо, Руперт. Ее это ужаснет куда больше, чем мой роман. Но я ей скажу. — Отставив стакан, Морган придвинула стул к письменному столу Руперта и в полутьме пристально вглядывалась ему в лицо. — Значит, ты не уверен, что я в самом деле хочу уйти от Таллиса? И считаешь, что я должна повидаться с ним?
— Да. Не откладывая. И не здесь. В его доме. Напиши ему, Морган. Необязательно писать много. Просто дай знать, что придешь. Он будет очень добр, это ты, вероятно, понимаешь.
— Руперт, не надо, не надо, не надо..
— Тебе нужно понять, к чему ты стремишься, каким…
— От одной мысли о письме к Таллису у меня голова идет кругом. От мысли о его доброте начинает тошнить. А уж мысль о походе к нему домой… У Таллиса вообще не должно быть дома… Прости. Я заговариваюсь. Да ведь и Леонард там. Леонарда я тоже не хочу видеть. Отношения Таллиса с Леонардом невыносимы. Мужчине противоестественно любить отца. Прости, Руперт, я просто свихнутая. Ты меня распекаешь — и ты прав, но мне от твоих укоров одно удовольствие. Они меня успокаивают. Потому что не связаны ни с какими реальными переменами. Странно устроен наш мозг. Ни точки опоры, ни рычагов управления, ни механизмов, которые помогли бы стать существами ответственными, справедливыми. Любой человек затерян в своей душе, и она бесконечна. Мягкая, вязкая, теплая.
В ней нет ничего реального, никаких твердых компонентов, никакого центра тяжести. Единственная реальность — то что сейчас держишь в руках… вот, что-то вроде этого. — Протянув руку, Морган взяла со стола зеленое каменное продолговатое пресс-папье и приложила его к виску. Наступило молчание. Оторвав руку ото лба, она принялась разглядывать камень. — Он очень красивый. Наверно, какой-нибудь минерал. Что за чудесное хитросплетение зерен!
— Малахит. Оставь его у себя. Пусть будет твой.
— Но, Руперт… дорогой мой… ты не должен…
— Эта вещица у меня с детства. И мне приятно подарить ее тебе.
— Она, должно быть, дорого стоит… я… большое спасибо, Руперт, я буду ее беречь. Ты так необыкновенно добр ко мне, милый, вы оба очень добры: и ты, и Хильда. А сейчас нужно все-таки зажечь свет.
Морган встала.
