Книга Честный проигрыш, страница 41. Автор книги Айрис Мердок

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Честный проигрыш»

Cтраница 41

Разом испепелившая все прошлое страсть к Джулиусу прервала непрерывный диалог Морган с Хильдой, как прервала и все остальные нити. Замужество Морган никак не затронуло уз, связывающих сестер. Не зависящие ни от каких перемен, они сохранялись всегда, порой скрытые от чужих глаз. Джулиус тоже их не разрушил. Но в течение долгого времени, когда, глубоко несчастная, она продолжала бессмысленно жить в Америке, Морган не находила в себе сил ни подумать о встрече с Хильдой, ни откровенно ей написать. Пытаясь проанализировать это свое состояние, Морган пришла к заключению, что причиной его был стыд. Опозоренная и потерпевшая поражение, она к тому же мучилась от стыда. А неодобрение Хильды могло нанести ей глубокую рану. «Будь осторожнее. Одним движением мизинца ты уже можешь причинить мне боль». Неудовольствие, выказанное Хильдой в связи с Таллисом, на каком-то этапе явилось для Морган доводом в его пользу. Может, она и вышла за Таллиса, чтобы проявить наконец самостоятельность, и замужество было всего лишь эпизодом в долгой запутанной истории ее взаимоотношений с сестрой? Она отмела эту мысль как абсурдную. Позднее, раздумывая на трезвую голову, поняла, что, возможно, неодобрение Хильды исподволь разрушало ее брак. Потом, когда жизнь в Южной Каролине рухнула и тягостные дни с мучительным однообразием тянулись друг за другом, потребность в общении с Хильдой начала мало-помалу восстанавливаться, и в потаенных уголках души ожила память о прежней магической связи. Хильда, которая может и разрушить, и сохранить. Именно ей нужно признаться в своем поражении, рядом с ней попытаться преодолеть свой стыд. С ней и только с ней можно спокойно разобраться, где она, Морган, поступила неправильно.

Но как ни странно, ни восторг, ни бешеная горечь, на время вытеснившие образ Хильды, ничуть не замутнили образ Таллиса. Живя с Джулиусом, Морган думала о нем ежедневно, но мысли были очень странные. Она рассказала Хильде, как появлялось перед ней по ночам его лицо: большие, широко раскрытые светло-коричневые глаза сияли, не укоряя. Морган пришло на ум, что и тогда, да и потом преследовавшее ее чувство стыда связано было не с Таллисом, а с общей ситуацией, в которой она так безоговорочно проиграла. Хильда была права, предполагая, что разрыв с Джулиусом нанес жестокий удар уязвимой гордости Морган, ее самооценке, самоуважению и обостренному чувству собственного достоинства. Но отношения с Таллисом, и это Морган отметила уже раньше, имели какие-то странные соотношения со временем. Не оставляло ощущение, что она знает Таллиса очень и очень давно, что каким-то образом он наполнял всю ее жизнь и всюду в ней присутствовал. Это как бы присутствие за реальными временными пределами поначалу казалось — хотя потом было и не понять почему — доказательством некоей его значимости. Позднее она пришла к выводу, что эта размытость во времени как-то связана с аморфностью и расплывчатостью Таллиса, свойствами, ощущаемыми едва ли не физически. Как бы там ни было, эта странность смягчала жгучесть ее вины. Получалось, что если она и оскорбила Таллиса, то сделала это давным-давно, задолго до их знакомства, даже задолго до появления их обоих на свет.

Конечно, возвращение домой вывело мысли о Таллисе на поверхность. И все же по-прежнему удавалось думать о нем постоянно, гораздо больше, чем она признавалась Хильде, и не испытывать потребности перейти к действиям. Оказывалось возможным делать то, что так поражало Руперта: находясь в Ю-3,10, размышлять о своем муже, находящемся в 3,11, и бесконечно отмахиваться от мысли пойти и увидеться с ним. Встреча Таллиса с Джулиусом переломила ситуацию и сделала ее невыносимой. Морган не понимала, почему это так ужасно, ужаснее, например, чем осведомленность Таллиса об ее утаенном от него возвращении. Но было такое чувство, словно вся связанная с Таллисом неразбериха в одно мгновение чудовищно усугубилась грозной силой ее вновь вспыхнувшей и, как ей представлялось, еще более страстной, чем прежде, любви к Джулиусу.

Она и раньше понимала, что отнюдь не расправилась со своим чувством к Джулиусу. Это стало до ужаса ясно уже в день возвращения, когда, увидев его фотографию в «Ивнинг стэндард», она тут же поймала себя на мысли, а затем и уверенности, что его приезд в Англию связан с желанием ее увидеть. Она старалась, изо всех сил старалась обрести равновесие и вести себя как выздоравливающая. Пыталась успокоиться и принять Хильдину интерпретацию событий. Но в глубине души вибрировало тайное волнение, которое, как она понимала, было нездоровым, а может быть, и зловещим. Не в силах сопротивляться, Морган решила покориться судьбе, в чьей власти и губить нас, и приносить утешение, и голос судьбы недвусмысленно возвестил, что ее путь скоро скрестится с путем Джулиуса. Когда он пришел на Прайори-гроув, пришел к ней — в этом сомнения не было, — она поистине почувствовала над собой некую высшую силу.

Их разговор на Олд-Бромтон-роуд был для нее мукой ада, но ведь пламя — стихия влюбленных. А вот удел ребенка, о котором она не рассказывала даже Хильде и которого ни на секунду не воспринимала как человеческое существо, вдруг тяжестью лег на сердце, и где-то внутри нее образовался нерастворимый комок — подобие новой беременности. Этот ребенок, как она и сказала Джулиусу, всегда воспринимался ею как опухоль, как болезнь, от которой необходимо избавиться. То, что, как выяснилось, для Джулиуса он мог оказаться желанным и значимым, мог бы восстановить разорванную связь и неузнаваемым образом изменить все к лучшему, Морган удерживала за пределами сознания, иначе она просто сошла бы с ума. На ее счастье новый шок — известие о встрече Джулиуса с Таллисом — отвлек ее от той невыносимой боли, вызвав необоримую потребность увидеться с мужем. Странным образом возникло желание защитить Таллиса от Джулиуса, от его высокомерного презрения, от мощного энергетического поля, распространяемого вокруг себя ее бывшим возлюбленным. И еще: новая яростная вспышка любви к Джулиусу вызывала необходимость наконец как-то разобраться с Таллисом, утрясти это дело, выкинуть хоть на время Таллиса из головы. О том, что говорил Джулиус, о его холодности и демонстрации нежелания видеться с ней она думала очень мало.

С Таллисом Морган решила держаться отстраненно. Любовь и мягкость не могли, по ее ощущениям, принести пользы ни ей, ни даже ему. Любое проявление доброты будет обманом. И все-таки она очень боялась возврата той роковой и всезатопляющей «звериной» жалости, о которой рассказывала Хильде, той, что заставила ее в свое время почувствовать, что Таллис — единственный человек в мире, с которым нужно остаться навсегда, что дать ему счастье — значит и самой быть счастливой. Как радостно было видеть его сияющее счастьем лицо, смиренное изумление перед своей непомерной удачей. Но здесь же, рядом, подстерегала и жалость: великая опасность рождающей слезы нежности. Переступив порог, Морган мгновенно поняла, как трудно будет сохранить жесткость и устоять перед искушением еще раз, хоть на миг, осчастливить. Но тут же сообразила, как защититься. С помощью презрения, чувства, обратного любви, — цинического и намеренно презрительного умаления другого. Увижу его таким, каким его видит Джулиус, решила она, понимая бесспорную выгоду этой позиции.

Конечно, ничего с Таллисом не «утряслось», но все же как-то отодвинулось. Дорога из Ноттинг-хилла была дорогой к Джулиусу. Что бы там ни было, а она попробует еще раз. Джулиус: приключение номер два. И дальше пусть решают боги.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация