— Дорогая… — Джулиус обошел вокруг стола и встал возле нее на колени. — Не плачьте. Ваши слезы приводят меня в отчаяние. Я сейчас тоже расплачусь, и что тогда будет?..
— Ох, Джулиус, я понимаю, что веду себя, как идиотка. Но мне так плохо… — Нащупав носовой платок, она стала всхлипывать еще горше.
Джулиус, успокаивая, погладил ее по плечу, потом поднялся.
— Мама!
В гостиную вошел Питер.
Хильда вскрикнула и попыталась закрыть лицо крошечным и уже насквозь мокрым платком. Джулиус тактично отошел в угол. Питер бросился к ногам матери.
— Мамочка, дорогая, перестань, перестань, пожалуйста, мне не вынести этого! — Вцепившись в ее колено, он другой рукой обнимал Хильду за плечи и тыкался в нее лицом.
— Все в порядке. — Хильда изо всех сил пыталась справиться со слезами. — Ничего страшного…
— Что-то произошло! — промычал Питер (она чувствовала сквозь платье его влажный рот). — Какой-то несчастный случай… или… ты заболела…
— Нет-нет, ничего не случилось, никто не ранен, я не больна. Я просто глупо расклеилась. Питер, пожалуйста, не впадай в панику, помоги мне взять себя в руки и возьми себя в руки сам. Никаких происшествий не было.
— Тогда почему ты так страшно плачешь? На пустом месте так не плачут.
— Может быть, приготовить свежего чая? — спросил Джулиус. — Или дать что-нибудь выпить?
— Да, Джулиус, чаю, пожалуйста. Я сейчас…
— Нет-нет, я все сделаю сам. Останьтесь здесь и поговорите с Питером. Я возьму чайник в кухню и приготовлю нам чаю. — Он решительно прошагал к двери и закрыл ее за собой.
— Мама, что это? Ты так меня напугала.
— Ничего, Питер, ничего. Я просто очень устала. Не надо так пугаться из-за слез. Я часто плачу.
— Неправда. Никогда в жизни я не видел, чтобы ты плакала. За всю жизнь — ни разу.
— Да нет, вероятно, видел. И сейчас все прошло. Это был просто момент слабости.
— Ты больна. Только что узнала. У тебя рак или что-нибудь в этом роде.
— С моим здоровьем все в порядке. И со здоровьем твоего отца тоже. И вообще все в порядке. Я просто вдруг почувствовала себя усталой и беспомощной, с женщинами такое бывает, но теперь это прошло, и не надо вгонять меня в краску, устраивая из этого бог весть какое событие.
— Клянешься, что у тебя нет какой-нибудь страшной болезни?
— Клянусь. Ну вот и все. Теперь мы оба снова в норме. Как мне приятно, что ты зашел, Питер. Как у тебя с той работой? Все хорошо?
Питер устроился на ковре у ее ног. Лицо по-прежнему хранило отпечаток только что пережитого шока и ужаса.
— Это было ужасно, мама: прийти и застать тебя в таком виде. Ты меня так испугала.
— Хватит об этом, дорогой. Расскажи о себе.
— О-о, у меня все в порядке. Кое-что сделал. Во всяком случае прочитал одну книгу. Вообще-то я пришел… Ты, случайно, не знаешь, когда возвращается Морган? Она сказала, что опять уезжает, и я все звонил ей, но никто не ответил.
— К сожалению, я не знаю… когда Морган вернется.
— У тебя нет ее адреса?
— Нет.
— Ладно. Да, кстати, а отец дома?
— Нет, он сегодня работает допоздна.
— Должен признаться, что залил электрический чайник горячей водой, — сказал Джулиус. — Так он быстрее закипит. Надеюсь, вы не возражаете? Некоторые считают, что только вскипяченная холодная вода способна обеспечить должный вкус. Я принес еще одну чашку, для Питера. Так, разливаем превосходный чай. И надеюсь, кто-нибудь наконец сжалится над этим ореховым тортом.
— Как я вам благодарна, Джулиус, — сказала Хильда. Джулиус принялся разливать чай.
— Мне не нужно, спасибо, — заявил Питер.
— Хочешь что-нибудь выпить?
— Может, немножко хересу, дорогой? Нет? А вы, Джулиус? Выпьете что-нибудь покрепче чая?
— Нет, спасибо. Но разрешите принести вам виски, да, я на этом настаиваю и знаю, где его взять.
Хильда со вздохом откинулась в кресле, поочередно прихлебывая то чай, то виски. Уперев подбородок в колени, Питер сидел напротив нее на полу и сквозь спадающие на лоб непослушные светлые пряди озадаченно, с беспокойством ее разглядывал.
— Ты что-то утаила от меня, мама.
— Решительно ничего.
— Прости, я не верю.
— Ой, Питер, прекрати. Я просто утомлена и нервна…
— Да, — сказал Джулиус, — и сейчас просто не время… твоя мать в полном изнеможении… все эти комитеты…
— Что ж, — Питер поднялся на ноги, — тогда я пойду.
— Дорогой мой, я умоляю…
— Оставь, мама. Я не сержусь. Я все понимаю. Ты просто устала. Я зайду завтра.
— Да-да, приходи завтра, и мы подробно обо всем поговорим. Приходи завтра утром. Придешь?
— Приду. Я позвоню тебе в девять, и мы договоримся. Я обещаю.
— Как это неудачно, — вздохнула Хильда, когда дверь закрылась. — Он так расстроился. Теперь начнет задумываться и…
— Что вы ему сказали?
— Разумеется, ничего. Сказала, что все в порядке.
— Хильда, вы безнадежны. Надо было придумать что-нибудь убедительное. А так он, конечно же, будет и беспокоиться, и недоумевать.
— Я не умею изобретать убедительное.
— Нужно было сказать хоть что-то. Хотите, я догоню его и успокою? Придумаю что-нибудь безобидное, но конкретное. Тогда он перестанет нервничать. Ведь вы не хотите, чтобы он начал что-то раскапывать?
— Еще бы! Да, догоните его, пожалуйста. У вас такой быстрый изобретательный ум, вы без труда найдете нужные слова.
Джулиус вышел из комнаты и поспешил вслед за Питером. Взяв чистую чашку, Хильда налила в нее крепкого чая и виски. Смежила распухшие веки. Сколько шума и беспокойства, а ведь, наверно, все зря. Когда Руперт вернется, она посмотрит на него внимательно и увидит, что он абсолютно спокоен и держится, как всегда. Привычное успокоит ее, должно успокоить и успокоит. Жаль, что как раз сегодня он задержался у себя в офисе. Задержался? Но почему?
Через каких-то несколько минут вернулся Джулиус. Сад был рке почти вечерним. Свистели дрозды.
— Что вы ему сказали?
— Что до вас только что дошли сведения о тяжелой болезни одноклассницы, с которой вы очень дрркили в школе, а потом много лет не виделись, и это всколыхнуло множество воспоминаний. Что вы не сказали ему это сами из опасения, что для него это будет звучать как абсурд. Я даже назвал ему имя этой подруги, сказал, что он, вероятно, слышал его от вас.
— Джулиус! Как же ее зовут? Я должна же быть в курсе.
