— Эдвард, что случилось? — спросила матушка Мэй, но в голосе ее слышалось скорее любопытство, чем тревога.
— Джесс, — ответил Эдвард.
— Что?
— Он мертв. Утонул.
— Что ты имеешь в виду? — проговорила Беттина.
«Неужели они знают? — подумал Эдвард. — Неужели они знали все это время?»
— Я нашел его тело в устье реки в тростнике. Он мертв.
Матушка Мэй и Беттина обменялись взглядами.
— Давайте-ка выйдем отсюда, — сказала Беттина.
Это звучало, как приглашение на чашку кофе.
Женщины направились к двери. Эдвард, хватая ртом воздух и с идиотским видом таща за собой стул, последовал за ними. Стул он оставил у дверей. Беттина отошла в сторону, пропуская его в Затрапезную, после чего тихо закрыла дверь и заперла ее, а ключ положила на прежнее место на каминной полке. Эдвард плюхнулся в кресло, потом снова вскочил; обе женщины сели, а он встал у камина.
— Ну, так что это все значит? — строго спросила матушка Мэй. — Успокойся.
Сегодня они с Беттиной причесались на один манер, даже шпильки закололи одинаково: длинные тяжелые волосы собраны в пышный пучок на затылке, открывая шею. На них были дневные платья и длинные синие фартуки. На Эдварда смотрели одинаково молодые лица.
— Он мертв, — сказал Эдвард. — Я видел его тело в устье реки. Если вы пойдете со мной, я вам покажу. На сей раз это не сон.
«Конечно, и в прошлый раз это был не сон, — подумал он. — Или все же сон? Ну, пусть они уже поверят мне!»
— Ты, кажется, не в себе, Эдвард, — произнесла матушка Мэй. — Пожалуйста, говори потише. Ты сегодня ел? Ты завтракал? Беттина даст тебе что-нибудь.
Но Беттина не шелохнулась.
«На кой черт я сказал лесовику? — думал Эдвард. — Если Джесса там не окажется, я сойду с ума. Вдруг лесовик не хочет, чтобы Джесса нашли? Может быть, он опасается, как бы его не обвинили».
— Если вы пойдете со мной, я покажу, — повторил Эдвард. — Но лучше, наверное, позвонить в полицию, вызвать «скорую»… Хотя отсюда позвонить невозможно.
«Боже мой, какой прок от «скорой»? — подумал он. — Разве можно сомневаться, что он мертв? Или это было в прошлый раз?»
И сказал:
— Это точно, это точно, он мертв! Зачем мучить меня притворством?
— Мы не притворяемся, — ответила Беттина.
— Где Илона? Она мне поверит.
— Не спеши, Эдвард, — сказала матушка Мэй. — Ничего не понять, что ты говоришь.
— Где же он, по-вашему, если он не мертв, если не в реке?
— Какой странный вопрос. Мы не знаем, где он, и ты, думаю, тоже этого не знаешь…
— Я видел его только что собственными глазами. Я дотронулся до него, смотрите, смотрите!
Эдвард вытянул левую руку с рубиновым перстнем.
Женщины поднялись и подошли к нему, не сводя глаз с перстня.
— Это перстень Джесса? — спросила Беттина у матушки Мэй.
Матушка Мэй отвернулась.
— Может быть, это не твоя вина, — сказала она, — но ты принес смерть в наш дом. Ты убил своего друга, ты приехал сюда с окровавленными руками, ты принес с собой смерть. Джесс видел ее, она сидела рядом с тобой за столом.
— А-а-а!..
Эдвард со стоном выбежал из комнаты.
Он пересек Атриум, его каблуки застучали по плиткам пола. Скользнул к двери, ударился об нее, распахнул и выскочил на открытый воздух. В аллее было темно, но солнце освещало желтые поля за падубами. Эдвард промчался в аллею. Он хотел найти кого-нибудь, чтобы сообщить обо всем. Кого угодно, кто наделен властью и поверит ему. Любого человека, способного хоть что-то сделать. Потом Эдвард решил, что сначала должен проверить, не исчезло ли тело. Он повернулся и побежал туда, откуда только что пришел, но теперь все вокруг выглядело иначе, и он не был уверен, в какую сторону бежать. Слезы потекли из его глаз, и он в голос завыл: «Джесс, Джесс, Джесс!» Может быть, нужно просто подняться в башню и проверить — вдруг отец, как обычно, сидит на кровати и улыбается? Может быть, именно поэтому женщины не поверили ему?
Потом Эдвард увидел, как со стороны речного устья по траве приближается чья-то фигура, а за ней целая группа людей. Они что-то несли. Они несли — он увидел это, когда они приблизились, — тело на носилках. Лицо мертвеца было прикрыто пиджаком Эдварда. На пороге Атриума показались матушка Мэй с Беттиной и тоже увидели похоронную процессию. Лесовики несли Джесса домой. Когда они подошли ближе, матушка Мэй принялась выть. Эдвард видел, как она боролась с Беттиной, которая пыталась увести ее назад в дом.
— От тебя одни неприятности, болячки и раздоры. Вот к чему привели твои добрые намерения. Зачем ты вернулся?
— Извини, па, — сказал Стюарт. — Ты, наверное, видел вечерние газеты?
— Ты имеешь в виду смерть Джесса Бэлтрама? Ну и что?
— Я волнуюсь за Эда. Его здесь нет?
— Я не знаю, где он. Что ты сделал с Мидж? Ты что, вызвал ее, чтобы предъявить обвинения?
— Я ее не вызывал. Она сама пришла.
— Я тебе не верю. Ты ее околдовал. И обвинил.
— Я говорил что-то о лжи… Не помню, что я говорил.
— Ты не помнишь, что говорил! Ты походя уничтожаешь чужие жизни и не помнишь как! Своим сентиментальным вмешательством ты нанес непоправимый вред Мередиту.
— Это кто говорит?
— Мидж. Он целыми днями плачет. Ребенок в его возрасте не оправится от такого.
— Никакого вреда я ему не причинил. Может, его расстраивают другие вещи.
— А теперь его сумасшедший мстительный папочка отправил его в интернат, чтобы он плакал в другом месте. Тебе доставляет удовольствие знать, что дети плачут по твоей милости?
— Не сердись на меня, па. Что собирается делать Мидж?
— Так вот ты зачем пришел, хочешь все выяснить? Ты на нее глаз положил.
— Да нет, что ты. Я не собираюсь с ней встречаться…
— Твои происки сделали ее абсолютно несчастной, а теперь ты заявляешь, что не собираешься с ней встречаться! Ты к ней вожделеешь.
— Нет…
— Ты пришел сюда говорить о ней…
— Нет… это ты ее вспомнил…
— Ничего подобного, ты меня спросил, что она собирается делать. Я тебе скажу. Она собирается стать затворницей. Будет жить одна в однокомнатной квартире, оставит секс и начнет служить людям.
— У нее не получится, — сказал Стюарт.
— Она хочет попытаться. Будет ждать твоего прихода. Ты ее изменил, ты заставил ее отказаться от нормальной жизни, и она превратилась в дурацкий автомат.
— Это глупости, — ответил Стюарт. — У нее шок, но только оттого, что Томас обо всем узнал. Дело не во мне, а в том, что ваша ложь открылась. Ничего, она придет в себя.
