Они остановились на лужайке под большим раскидистым деревом. Воздух благоухал ароматами цветов, над цветами деловито жужжали пчелы, собирая свою сладкую дань. Мона была без шляпы, ветерок слегка растрепал ее смоляные кудри. В своем бледно-зеленом платье она вдруг показалась Питеру такой молоденькой. Совсем еще ребенок, подумал он. Ей бы бездумно порхать, подобно бабочке, на солнце, среди цветов. Что ей пока реальная жизнь со всеми ее тяготами! Он вдруг круто развернул жену к себе и заговорил, напряженно вглядываясь в ее лицо:
– Мона, ты уверена, что тебе не наскучит деревенская жизнь? Что в один прекрасный день тебе не станет тягостно здесь, в глуши, наедине со мной? И ты начнешь жалеть, что оставила свет с его развлечениями и соблазнами. Ты ведь еще совсем юная. Право же, тебе еще рано начинать свою взрослую жизнь.
Легкая тень мелькнула в глазах жены, обращенных на него.
– Когда-нибудь, потом, я расскажу тебе, Питер, что случилось в тот вечер, когда, – она запнулась, – когда ты сделал мне предложение. А пока не могу, потому что это не моя тайна. Скажу лишь одно: в тот день я была в настоящем отчаянии, и жизнь представлялась мне сплошным мраком. И тут появился ты, Питер, взял меня за руку и вывел из темноты сюда, на свет! – она взмахнула рукой, словно призывая его полюбоваться окружающей их красотой. – Ты только взгляни! – И окончила совсем просто: – Я так счастлива!
Питер почувствовал невыразимое облегчение. Он нагнулся и нежно поцеловал жену. Мона прильнула к его груди, словно хотела спрятаться под надежной защитой чьих-то объятий. Да, именно! Ей нужна была защита, а вот то, что ее в этот момент обнимали руки Питера, ее почему-то совсем не взволновало.
Откуда-то издалека донесся шум приближающейся машины. Оба прислушались – и догадались почти одновременно.
– Это Алек! – воскликнул Питер. – Он уже подъезжает к дому. Пойду встречу его.
– А я распоряжусь, чтобы чай подали прямо в сад. Жду вас здесь!
Питер ушел, а Мона, усевшись в плетеное кресло, покрытое уютным пледом, рассеянно наблюдала за тем, как слуги накрывают стол к чаю. Питер, как и большинство мужчин, терпеть не мог светских изысков пятичасового чая. Тонюсенькие ломтики хлеба, едва тронутые маслом, крохотные, похожие, скорее, на пуговицы, чем на что-то съедобное, пирожные. Зато глаз слепит от обилия серебра и дорогого антикварного фарфора. Нет! Ему по душе чай, к которому он пристрастился еще в бытность в школе. Свежие батоны ароматного хлеба, которые нарезаешь себе сам, потом кладешь на ломоть внушительный кусок масла, а сверху еще намазываешь толстый слой клубничного варенья. А на закуску пирог с черной смородиной, обильно сдобренный изюмом, что вызывает в памяти рождественский сливовый пудинг. Конечно, Мона подшучивала над аппетитом мужа, но деревенская жизнь с постоянным пребыванием на свежем воздухе очень скоро превратила ее саму в достойного сотрапезника мужа. А уж про Вогса и говорить нечего. Этому гурману в скором будущем грозила печальная участь превратиться в самого настоящего обжору, со всеми вытекающими последствиями.
Не забыть напомнить экономке, что надо купить новые чайные скатерти, мелькнуло у Моны, и она невольно улыбнулась. Кто бы мог подумать, что из нее получится почти образцовая хозяйка. Но хлопоты по дому и правда ей очень нравились, и она с удовольствием вникала во все мелочи, стараясь перенять у миссис Маллинз секреты домашнего хозяйства. Миссис Маллинз служила в замке уже более сорока лет. Ее власть в доме была почти безграничной, что вовсе не удивительно. Ведь долгие годы здесь обитали одни холостяки. А потому старая экономка слегка занервничала, узнав, что хозяин женился и вот-вот привезет молодую жену. По ее мнению, это могло означать только одно: ее многолетняя власть ускользает из рук. При первой встрече с Моной она была настроена очень решительно, казалась неприступной, как скала. Черное шелковое платье, украшенное большой камеей, седые волосы, стянутые в тугой узел на затылке, суровое выражение лица, все это вызвало в памяти Моны героинь из романов Чарльза Диккенса. Сильная натура, не терпящая никаких сантиментов и никогда не опускающаяся до банальных женских слез. В таком образе предстала перед молодой хозяйкой домоправительница маркиза. И сразу же была обезоружена ее приветливой улыбкой. Мона протянула ей руку для приветствия и сказала:
– Рада познакомиться с вами, миссис Маллинз. Я в полном восторге от Тейлси-Корт. Но, боюсь, у меня совсем нет опыта, чтобы вести хозяйство в таком огромном доме самостоятельно. Надеюсь стать вашей прилежной ученицей. А пока же полностью и во всем полагаюсь на вас. Пусть все идет так, как было здесь до меня.
Конечно же, миссис Маллинз моментально растаяла. Мона очаровала ее раз и навсегда. Еще бы! Молодая женщина не стала с места в карьер заводить свои порядки, отпихивая ее в сторону, будто сорок лет безупречной службы – это пара пустяков, не заслуживающих никакого внимания. Экономка немедленно бросилась вводить хозяйку в курс дела. С гордостью продемонстрировала ей обширные запасы самых разнообразных солений, варений и джемов, выстроившихся рядами банок в обширной кладовке. Потом были предъявлены стопки безукоризненно белого, накрахмаленного постельного белья, бессчетные комплекты наволочек, украшенных роскошной вышивкой, и прочее, и прочее, и прочее. Кухня встретила Мону идеальной чистотой. Утварь блестела, словно только что начищенное серебро, посуда сверкала, тарелки были расставлены строго по ранжиру.
А в довершение экономка предъявила хозяйке самое ценное свое сокровище: пухлую тетрадь с рецептами на все случаи жизни.
Она вела эту своеобразную книгу собственноручно, записывая в нее полезные советы и рецепты, которыми когда-то с ней поделились соседи и родственники, а многих из них уже – увы! – не было в живых. В этой тетради были собраны инструкции на все случаи жизни: как правильно заготовить и сохранить фрукты на зиму, как сварить варенье, испечь праздничный пирог или приготовить жаркое. Здесь же записывались и рецепты всяких снадобий, настоек, мазей, лечебных бальзамов. Словом, настоящий кладезь полезных советов. Мона по достоинству оценила поступок женщины, свидетельствующий о полном доверии к ней, и горячо поблагодарила экономку за возможность познакомиться со столь нужной каждой хорошей хозяйке книгой.
– Умница! – одобрил ее Питер, когда она рассказала ему о разговоре с экономкой. – У нашей Малли – золотое сердце. Вот только не каждый догадывается об этом, глядя на ее неприступный вид.
Слуги уже принесли чай, но мужчины по какой-то причине задерживались, и Мона даже стала проявлять нетерпение. Но тут на открытой террасе появились братья и направились прямиком к ней. Мона с интересом наблюдала за ними.
Лорд Алек Гордон оказался немного выше Питера. Пожалуй, он был чуть худее старшего брата. Двигался легко и непринужденно, с той врожденной грацией, которая сразу же выдавала в нем французскую кровь. Безупречно сидящий костюм из мягкой фланели показался Моне чересчур щегольским, особенно на фоне простой деревенской одежды Питера. Даже издалека Алек Гордон производил впечатление самого настоящего денди.
Мона поднялась с кресла и сделала шаг им навстречу. Питер представил жене младшего брата. Тот небрежным движением руки сорвал с головы шляпу и отвесил изящный полупоклон. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Узнавание пришло не сразу, но когда они, наконец, узнали друг друга, оба немного растерялись. Алек пришел в себя первым.
