Стрельцы и воеводы прикрывали отход русского войска. Через мост торопливо ковыляли раненые ратники. Обозники перебегали обратно и на себе вытаскивали обезноженных. По краям моста торчали пищальники и вразнобой бабахали по гусарам.
В недалёком редколесье на вражеском берегу замелькали синие солдаты. Там поляки выкатывали пушки. Рассыпалась дробь барабанов. Гусары поворотили в сторону. Пушки дали залп.
Картечь вздыбила измятую траву, взрыла край обрыва, вспенила речку. С моста в воду повалились убитые. Воеводы закричали, указывая саблями на мост. Стрельцы, пригибаясь, начали отступать. А картечь со свистом мела и мела по берегу и по реке.
Толпа стрельцов сорвалась бы на бег и ратники потоптали бы друг друга, но воеводы держали строй, как поплавки — сеть, и не давали стрельцам бежать. Русские отходили в порядке.
Маша увидела, как в мелколесье, откуда палили пушки, что-то заблестело, замелькало пёстрым. Оттуда донёсся торжествующий гул голосов, и русский берег отозвался нестройными воплями ужаса:
— Жигимонт! Жигимонт!..
Из редколесья один за другим выезжали новые всадники — в блистающих доспехах, в шлемах с перьями, в богатых цветных плащах, с маленькими гербовыми щитами, со знамёнами в кистях и со штандартами на пиках. Где-то среди всадников был, значит, и сам польский король Сигизмунд.
Наверное, это он, Жигимонт, указал рукой на мост — и сразу сотня бронированных рыцарей сорвалась и поскакала к реке, опустив копья с вьющимися на ветру вымпелами.
Русское отступление вмиг превратилось в бегство. Воеводы уже ничего не смогли поделать и поскакали вместе с толпой.
А Колычев держался среди последних. Он вертелся на коне, орал, стегал плетью направо и налево, но стрельцы его уже не слышали. Побежавшие ратники огибали беснующегося воеводу, прикрываясь руками от его ударов. Рыцарская лава приближалась. Людской поток поневоле увлекал Колычева к мосту.
— Рубите мост, черти! — кричал Колычев тем, кто уже перебрался через реку.
Но снова затявкали польские пушки. Сбитые картечью стрельцы яблоками посыпались с моста в реку. Несколько обозников с топорами выскочили на отмель к сваям, но их всех посекло наповал. Конь под Колычевым взвился на дыбы, заржал и боком полетел в воду.
— Матушка, спаси и сохрани дяденьку! — за ивой отчаянно заскулила Маша, разматывая платок с иконы.
Рыцари были уже совсем близко. Если они переберутся через реку, они порубят всех. А на мосту оставались только убитые. Порывы картечи двигали мертвецов по кровавому настилу. С русского берега никто не решался приблизиться к мосту.
Колычев вынырнул, снова погрузился, опять вынырнул и рывком достиг мелководья. Выбравшись по пояс, ои поднял со дна топор убитого обозника и набросился на сваю моста в одиночку.
Маша поднялась во весь рост, вытянула руки с иконой и показала Богородице, как воевода рубит опору.
— Погуби Крестом Твоим борющия нас, да уразумеют, како может православных вера, молитвами Богородицы, едине Человеколюбче! — закричала Маша слова молитвы.
Пушки замолчали: рыцари были уже прямо у моста. Вокруг Колычева вода бурлила от щепок, как только что от польской картечи.
Маша бросилась к реке и положила икону на волну. Икона поплыла. Польские рыцари выехали на мост. Колычев, хрипя, навалился плечом на подрубленную сваю. Он давил, но ему не хватало силы сломить опору.
Плечом он ощущал, как свая и мост задрожали под копытами польских коней. И в этот миг воевода увидел, что в другую опору тихо тюкнулась подплывшая икона с Богородицей — та самая икона, которую держала перепуганная девчонка, найденная им под вязом.
И вдруг свая затрещала и подалась. А потом с пушечным грохотом лопнула соседняя свая. И прочие сваи начали ломаться одна за другой, будто разразилась стрельба из ружей.
Мост целиком накренился, сбрасывая в воду и конных рыцарей, и мертвецов, а потом и рухнул — с могучим плеском, с криками людей и с конским ржанием. Волна отбоя толкнула икону к груди воеводы.
Колычев, задыхаясь, схватил икону и оглянулся. Вдали, возле ивы на берегу, опустив руки, стояла оборванная, зарёванная девочка.
Глава 11
ОПРИЧНЫЙ ДВОРЕЦ
Над Москвой натянуло туч. Когда возок митрополита, огибая Собакину башню Кремля, свернул с Красной площади к дикой громаде Опричного дворца, посыпался дождик.
Опричный дворец был трёхъярусным: понизу — каменный, в средней части — кирпичный, а сверху — бревенчатый. Глухие, мрачные стены не имели ни одного окошка.
Площадку возле Львиных ворот загромождали боярские возки и тележки. У ворот взволнованно гомонила толпа. Филипп с удивлением понял, что здесь — только боярыни и слуги. Причём среди боярынь почти нет старух и совсем нет молодых.
Филипп пробирался к воротам между возков, а боярыни увидели митрополита и все разом кинулись к нему. Хоть боярыни и были одеты богато и броско, вели себя как простые бабы. Они хватали Филиппа за рукава, плакали и причитали одновременно.
— Господи, Боже, владыка, помоги!..
— Настенька моя!..
— Что же творится-то опять!..
— Танюшку у меня и Варварку!..
— Не говорят нам!..
— Моя Дашка — невеста!..
— Да не галдите вы! — разозлился Филипп. — По порядку говорите!
Рык Филиппа никого не образумил.
— Дочерей наших кромешники увезли!..
— Не жениться же ему при живой-то царице!..
— Зачем девок собрали?..
— Владыка, узнай!..
— Который час уже без весточки!..
Филипп еле протолкался сквозь ревущих боярынь к воротам. На створках был изображён лев с раззявленной пастью и поднятой лапой. Изогнутый львиный хвост оброс листьями и цветами.
Ворота охраняли десяток опричников с секирами. Филипп узнал близнецов Очиных.
— Всех невест вам разневестят! — подзадорил матерей Очин-левый.
— Готовьте люльки! — добавлял Очин-правый.
— Ране государь бояр переводил, а нынче породу вашу умножит!
— Замолчите! — рявкнул Филипп на охальников. — Срамоту несёте! — Он оглянулся на боярынь. — Всё узнаю, государыни, доложу вам.
Раздвинув опричников, Филипп под львиной лапой открыл в воротах калитку.
Два удара потрясения остановили Филиппа на краю двора.
Изнутри прямоугольная коробка Опричного дворца казалась разрытым муравейником. Строительные леса грудами валялись внизу, и Филипп впервые увидел, чего же здесь нагородил государь. Глаза разбежались по неразберихе деревянных крылечек, лестниц, гульбищ, наружных переходов, вынесенных кровель, резных столбиков и причудливых окошек.
