Он повернулся к свету и сдвинул на затылок шляпу, и все увидели красивое лицо с выражением легкомыслия на нем.
— Приветствую вас, — сказал он. — Как поживают мои любимые контрабандисты?
В пещере послышались радостные восклицания:
— А вот и Маккензи!
— Точно. Мак-Нож собственной персоной!
— Держу пари, ты говоришь те же самые слова всем контрабандистам, сладкоречивый дьявол!
— Где ты был, шалопай?
— Присоединяйся к нам, Мак!
— Простите, что опоздал, — бодро проговорил Маккензи. — Я заметил отряд солдат таможенной службы и подумал: вряд ли вы захотите, чтобы я привел их сюда. — Он обменялся рукопожатием с капитаном. — Ну, вам удалось привезти все, что я заказал?
— Кроме одного бочонка рейнвейна, все остальное уже в дороге, — сказал Хаук и налил в стакан вина. — Попробуйте этот кларет. Вино нового урожая, но на редкость тонкое.
Маккензи взял стакан и задумчиво отхлебнул глоток, оценивая качество вина.
— Великолепно. Пожалуй, привези мне такого же и в следующий раз. — Он протянул стакан, чтобы его снова наполнили.
— А вот ваш особый французский табак, — сказал Хаук, передавая ему пакет. — Пахнет приятно, но никакой табак не стоит тех денег, которые вы платите мне за его контрабанду.
Прежде чем убрать пакет во внутренний карман плаща, Маккензи одобрительно его понюхал.
— Он стоит каждого затраченного на него пенни. Подожди-ка минутку… — Он покопался в другом кармане плаща и извлек оттуда два холщовых мешочка: один побольше, другой поменьше. Когда он их передавал, они звякнули. — Это за табак. А это за вино и крепкие спиртные напитки, которые уже на в пути в Лондон.
— Иметь дело с вами — одно удовольствие, — сказал капитан, одарив его улыбкой, которая редко появлялась на его неулыбчивом лице.
Кири заметила, что деньги он не стал пересчитывать. Должно быть, Маккензи был постоянным и заслуживающим доверия клиентом.
Хотя новоприбывший был крупным, красивым и хорошо одетым мужчиной, он привлекал общее внимание не этим. Кири вдруг вспомнилось слово «харизма». Однажды у Кири был мимолетный роман с одним студентом из Кембриджского университета. Тот утверждал, что Кири харизматична, потому что в какую бы комнату они ни вошла, ее красота привлекает всеобщее внимание. Харизма — это магнетизм человеческой личности, притягивающий к себе всех окружающих, объяснял он.
Называя Кири харизматичной, тот студент, по-видимому, хотел польстить ей, но Маккензи был действительно харизматичен. Даже злобный Говард радовался, когда он одаривал его взглядом или улыбкой.
И тут Маккензи неожиданно заметил Кири.
— А это что за девушка? — спросил он, направляясь к ней.
Хаук, Говард и Джед двинулись следом за ним.
— Проблема, — сдержанно пояснил капитан. — Она наткнулась на нас, когда мы шли с товаром. Нам пришлось взять ее в плен. И теперь я не знаю, что с ней делать. Может, надо узнать, сколько готова заплатить ее семья, чтобы заполучить ее назад?
— Они будут болванами, если захотят заплатить хотя бы шиллинг, — проворчал Говард. — Ее следует приручить, и я буду первым в очереди желающих заняться этим.
Джед рассмеялся.
— Скажи спасибо, что она, пнув тебя, малость промахнулась, иначе ты потерял бы способность это делать.
Контрабандисты разразились грубым хохотом, но Маккензи, не обращая на них внимания, подошел к ней поближе и опустился на одно колено, чтобы получше ее разглядеть. Она, прищурившись, тоже уставилась на него.
Этот мужчина показался ей как будто знакомым, хотя она была уверена, что никогда не встречалась с ним. Несмотря на легкомысленный вид, в нем чувствовалась настороженность солдата, который умеет убивать. Однако она не заметила в нем злобности.
— Если бы взгляды могли убивать, мы все лежали бы сейчас мертвыми, — сказал он с некоторой иронией. — Наверное, она еще красивее без этого кляпа. Так ли уж необходимо затыкать ей рот?
— Нам пришлось заткнуть ей рот, чтобы не слышать ее грязных ругательств, — мрачно пояснил Хаук. — Она ругается, как пьяный матрос.
Контрабандистам это сравнение показалось очень забавным, и они громко расхохотались. Кири вздрогнула, поняв, что они все больше и больше пьянеют и что недалек тот момент, когда они перестанут задумываться о последствиях своих действий.
— Что ты собираешься с ней делать? — спросил Маккензи.
— Еще не знаю. Возможно, кто-нибудь готов заплатить за нее хорошую цену, только я не знаю кто, — сердито ответил капитан. — А она не желает помочь.
— Кусается, как дикая кошка, и лягается, словно мул, — пробормотал Говард.
— Да уж, характер у нее имеется, — согласился Хаук. — Такая запросто отправится к таможенникам и натравит их на нас. Она, должно быть, хорошо запомнила, как найти это наше убежище. Будь я проклят, если знаю, что с ней делать.
— Привязать камни и сбросить в канал, — сказал Говард.
Кири пронзила этого типа убийственным взглядом. Она не хотела причинять вреда этим людям. Сама она контрабандистскую деятельность не одобряла, но знала, что в этих местах контрабанда считается нормальной и даже уважаемой работой. Ее это не интересовало.
Но теперь — другое дело. Поскольку они так плохо обращались с ней, она хотела поступить именно так, как того опасался капитан, то есть напустить блюстителей закона на этих мерзких похитителей людей. Впрочем, она могла бы отказаться от этой затеи в обмен на возможность убить Говарда собственными руками.
— Она говорит, что украла своего великолепного коня, но мне кажется она из богатой семьи, — продолжал Хаук. — На ней странная одежда, причем недешевая.
— Если продать девчонку ее же семье, это может вызвать всякие осложнения, — возразил Говард. — Лучше было бы попользоваться ею — и концы в воду.
— Нельзя зря выбрасывать такой лакомый кусочек, — покачал головой Маккензи, не отводя от Кири непроницаемого взгляда. — Как ее зовут? Может быть, я смогу сказать вам, какова ее стоимость.
— Говорит, что она Кэрри Форд, но, возможно, лжет, — ответил капитан. — Не знаете ли вы каких-нибудь богатых Фордов?
— Нет, но если вы вытащите этот кляп, она разговорится — у нее было время поразмыслить над ситуацией.
— Берегитесь, чтобы она вас не укусила, — посоветовал Джед.
— Или не пнула вас в яйца, — добавил Говард.
— Я привык справляться с трудностями, — сказал Маккензи, глядя в глаза Кири. — Если я выну кляп, ты обещаешь не причинять мне вреда и не оскорблять наш деликатный слух своими ругательствами?
Ей хотелось пинком стереть улыбку с его красивой физиономии. Но еще больше ей хотелось освободиться от грязной тряпки, затыкавшей рот, поэтому она кивнула.
