Все это очень меня ободрило. Я понимал, что со временем, с Божьей помощью, у меня будет хлеб. Однако тут передо мной возникли новые проблемы. Я не знал, как смолоть зерно, чтобы получить муку, а также не знал, как его просеивают, чтобы отделить зерно от шелухи. Не знал я и того, как из муки получается хлеб, как делается тесто, как его пекут. Ввиду всех этих затруднений и желания отложить про запас побольше семян и добиться того, чтобы у меня постоянно был хлеб, я решил, что не стану прикасаться к зерну этого урожая, целиком пустив его на семена, чтобы посеять их в следующий сезон. А пока что направлю все мои силы и энергию на то, чтобы, в конце концов, решить главную из стоявших передо мной задач, а именно, обеспечить себя зерном и хлебом.
Можно было сказать, что теперь я в прямом смысле зарабатывал свой хлеб. Довольно странно, что так мало людей, как мне кажется, задумывается о том, как много всего требуется для того, чтобы вырастить, сохранить, смолоть, замесить и испечь — одним словом, получить всего лишь один продукт, хлеб.
Между тем теперь мне необходимо было расширить поле, ибо зерна у меня уже было достаточно для того, чтобы засеять им около акра
[15]
пашни. До этого мне пришлось потратить не менее недели на изготовление лопаты. Лопата получилась у меня — сплошное горе, к тому же очень тяжелая, и работать ею было в два раза труднее, чем обычной. Впрочем, я преодолел эту трудность и засеял зерном два больших, ровных участка, расположенных вблизи моего жилища, и обнес их добротными изгородями. На эту работу ушло целых три месяца, потому что большая часть этого времени пришлась на сезон дождей, когда я не имел возможности выйти из дома.
Сидя дома, я развлекался беседами с попугаем и обучал его говорить. Постепенно он усвоил свое имя и, наконец, научился довольно громко произносить его. «Попка» стало первым словом, услышанным мной на острове из чужих уст.
Кроме того, некоторое время спустя произошло еще одно событие. Однажды я развел большой костер, чтобы поджарить мясо. Покончив же с этим делом, я начал гасить угли и нашел между ними черепок от разбившегося глиняного горшка. Он стал твердым, как камень, и красным, как кирпич. Я удивился и сказал себе: «Если можно обжечь черепок, то, наверное, можно обжечь и целую посудину».
И я стал учиться регулировать огонь, чтобы можно было обжигать на нем глиняную посуду. Никто в мире не испытывал такой радости по поводу столь заурядной вещи, какую испытал я, когда убедился, что мне удалось получить огнеупорную глиняную посуду. Я сразу же наполнил водой один из горшков и, подвесив его над костром, сварил себе мясо. Из куска козлятины получился отличный бульон, но суп вышел бы намного вкуснее, если бы в моем распоряжении была овсяная мука и кое-какие другие продукты.
Следующей моей заботой было придумать, как сделать каменную ступку, чтобы размалывать или, вернее, толочь в ней зерно. Потратив много времени на поиски камня, я отказался от этой мысли и решил присмотреть большую колоду из твердого дерева, найти которую оказалось значительно проще. Затем мне пришлось придумать решето, чтобы просеивать помол для отделения отрубей и шелухи, без чего, как мне казалось, невозможно испечь хлеб. Я решил эту проблему, вспомнив, что среди матросской одежды были хлопчатобумажные или муслиновые шейные платки. Из них я изготовил три маленьких сита, вполне пригодных для дела, которые верно служили мне на протяжении нескольких лет.
Теперь предстояло подумать о том, как печь хлеб, когда у меня будет зерно. Я долго ломал голову над тем, чем заменить печку. Наконец и эта проблема была решена, и я смог испечь себе ячменные лепешки и, вдобавок ко всему, вскоре стал заправским хлебопеком. Я готовил себе лепешки из риса и пудинги, но пироги не пек, потому что для них у меня не было другой начинки, кроме птичьего мяса и козлятины.
Не приходится удивляться, что во всех этих хозяйственных заботах прошла большая часть третьего года моего пребывания на острове. Следует заметить, что в промежутках между этими делами я должен был посеять новое зерно и многое другое. Когда пришла пора, я собрал новый урожай и со всем тщанием перенес его домой, оставив храниться в колосьях до тех пор, пока у меня не появится время перетереть его, ибо для обмолота у меня не было ни гумна, ни цепа.
А затем, когда урожаи возросли, мне потребовался более просторный амбар, ибо теперь я собирал до двадцати бушелей ячменя и столько же риса, если не больше. Теперь я мог, не экономя, брать зерно на еду, поскольку сухари у меня закончились очень давно. При этом я решил определить, сколько зерна мне потребуется для того, чтобы прокормиться в течение года, и проводить сев только раз в году.
Оказалось, что на год мне с избытком хватает сорока бушелей ячменя и риса, и я решил, что буду ежегодно сеять столько же, сколько в предыдущем, надеясь, что этого урожая мне хватит на хлеб и на все остальное.
Идут годы, морское путешествие, зловещее предсказание
Наступила четвертая годовщина моего пребывания на острове, и я отметил ее, как и предыдущие, молясь и пребывая в душевном спокойствии. Благодаря постоянному и прилежному чтению слова Божия я стал смотреть на мир по-новому. Все мои взгляды на жизнь изменились. Теперь цивилизованный мир казался мне далеким, словно я не имел никакого отношения к нему. Он не пробуждал во мне никаких надежд, никаких желаний. Одним словом, я совершенно отдалился от него и, очевидно, должен был остаться отделенным от него навсегда. Мне казалось, что я смотрю на него так же, как, вероятно, смотрел бы на него с того света, то есть, как на место, в котором когда-то жил и которое покинул навсегда.
Самое главное, что здесь я жил вдали от всех мирских соблазнов. Я не беспокоился из-за зверя, мне ничего не надо было скрывать, у меня не было никаких честолюбивых устремлений. Мне нечего было желать, ибо теперь у меня было всё, чем мог наслаждаться. Я был хозяином всего острова и, если бы захотел, мог бы величать себя королем или императором страны, которой владел. Я мог бы выращивать столько зерна, чтобы загрузить им целые корабли, но в этом не было никакой нужды, и я сеял ровно столько, сколько требовалось для удовлетворения моих личных потребностей. В моем распоряжении было множество черепах, но я довольствовался тем, что время от времени убивал по одной. У меня было столько леса, что я мог бы построить целый флот, и столько винограда, что я мог бы производить вино или изюм в таких количествах, чтобы нагрузить ими весь этот флот.
Теперь я чувствовал себя гораздо лучше, чем на первых порах, и в физическом и в нравственном отношении. Приступая к еде, я испытывал благодарность за щедрость Провидения, позаботившегося о том, чтобы у меня была трапеза в сей пустыне. Я научился видеть положительные, а не одни отрицательные стороны той ситуации, в которой оказался, и думать о том, что у меня есть, а не о том, чего я лишен. И это порой наполняло меня невыразимой внутренней радостью. Все наши сетования по поводу того, чего у нас нет, теперь казались мне проистекающими от недостатка благодарности за то, что нам дано.
