Мишель не мог найти достойного ответа, кроме проклятия или насилия, и выбрал второе. Пододвинувшись к краю кровати, он начал отстегивать ремень.
— Раздевайся.
— Зачем? Ты хочешь меня изнасиловать?
За показным безразличием Жюмель чувствовался страх.
— Нет. Надо бы, но я стар и болен. Я тебя просто выдеру. Давно надо было это сделать. Побью до крови, но это лучше костра, которого ты заслужила.
— Когда ты собираешься вздуть мужчину, ты же не заставляешь его раздеваться? Согласись, что мое унижение доставит тебе удовольствие.
Мишеля это наблюдение поразило. Он застыл в нерешительности, потом встал на ноги. Ремень он держал в руке.
— Ладно, побью в одежде. Но не думай, что будет намного легче.
Жюмель согнулась, прислонившись к стене, нагнула голову и закрыла ее руками, чтобы защитить лицо. Мишель раскрутил ремень пряжкой наружу, потом передумал и взял пряжку в руку. Замахнувшись, он разжал пальцы, выронил ремень и снова упал на край кровати.
— Не могу, — прошептал он.
— Почему? — спросила Жюмель, все еще скорчившись возле стены.
— Потому что я люблю тебя.
Жюмель выпрямилась и быстро обернулась к нему. Черные волосы взметнулись кверху, упав на спину, и стали видны сияющие глаза и нежная улыбка.
— И я люблю тебя.
Взволнованный Мишель протянул руки. Вдруг снизу раздались оглушительные удары в дверь.
— Откройте! Откройте немедленно!
Мишель вернулся к действительности. Колокола продолжали звонить, шум на улице нарастал.
— Откройте! — кричали снизу. — Откройте, или мы вышибем дверь!
Мишель побледнел. Он быстро приласкал Жюмель, получив в ответ сияющую улыбку.
— Возьми детей и забаррикадируйся с ними у меня в кабинете. В углу там есть арбалет и старая шпага. На столе лежит кольцо в виде змеи, оно нам очень пригодится. Я вернусь, как смогу.
Мишель вышел из комнаты и спустился по лестнице со всей скоростью, какую позволяли больные ноги. Уходя из дома, Триполи не забыл закрыть дверь. Но на засов ее не закрыли, и теперь косяки ходуном ходили от ударов.
Мишель вздохнул и поднял защелку. Дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стенку. Перед ним оказалась маленькая, пышущая гневом толпа, вооруженная пиками. Впереди всех, сжимая древко копья, стоял мельник Лассаль, вчерашний друг.
После секундного замешательства Лассаль уставил копье в грудь Мишеля.
— Доктор Нотрдам, — крикнул он, — полчаса назад из вашего дома вышел ведомый еретик! Вы друг и заступник гугенотов, которые убили нашего короля! Оправдайтесь, если сможете!
Мишеля охватила такая паника, что он не знал, что ответить. Понимая, что никакие слова здесь не помогут, он пробормотал:
— Этьен, вы меня знаете. Я не гугенот.
— Лжете! — заорал мельник и повернулся к толпе: — Этот человек лжет!
— Лжет! — подхватила толпа. — Смерть ему! Смерть ему!
Мишель закрыл глаза, не в силах даже подумать о чем-нибудь. Однако в этот миг послышалось громкое цоканье копыт по мостовой.
— Вы что творите, канальи? — послышался властный, раскатистый голос. — Горе вам, если хоть пальцем тронете доктора Нотрдама! Я убью первого же, кто прикоснется к его шляпе!
Мишель приподнял веки и увидел барона де ла Гарда, со шпагой наголо, и с ним еще всадников, среди которых был Марк Паламед, первый консул Салона.
Толпа отшатнулась и отступила. Мельник попытался удрать, но двое солдат из свиты барона его поймали и схватили за руки. Один из них вывернул ему кисть, и копье выпало из руки. Другой надавал затрещин.
Толпа рассыпалась. Барон и первый консул подъехали к дому.
— Все в порядке, Мишель? — спросил де ла Гард.
— Да, Пулен. Большое спасибо.
— Закройтесь накрепко в доме и сегодня никуда не выходите.
Барон указал на небо.
— Я читал вашу брошюру о комете, которая прилетит в сентябре, и о бедах, что она принесет. На этот раз вы погрешили оптимизмом: гражданская война уже началась.
ПОД ЗНАКОМ БЕЛОЙ ЛОШАДИ
Падре Михаэлиса поразил праздничный вид Салона, в то время как вся Франция была в трауре. Улицы посыпали песком и устлали пахучими травами. Со стен домов свешивались цветочные гирлянды и полотнища с вышитыми на них французскими лилиями и савойскими крестами. Кортеж, который вез сестру Генриха II Маргариту де Берри к мужу, Филиберу Савойскому, с трудом продвигался сквозь восторженную, хотя и тихую толпу. Стоял декабрь, и, после засушливого лета и осени 1559 года, по небу неслись облака, и дул ледяной, пронизывающий ветер.
Падре Михаэлис повернулся к кардиналу Алессандро Фарнезе, разделявшему с ним темную, без опознавательных знаков, карету, которая, поскрипывая, в арьергарде элегантных экипажей придворных, везла их к замку Эмпери.
— Если бы не герцогиня де Берри, одетая в черное с головы до ног, и не приказ толпе соблюдать тишину, никто и не догадался бы, что Франция оплакивает своего короля.
Кардинал тонко улыбнулся.
— Ну, теперь у вас другой король, Франциск Второй. Он еще ребенок, но имеет право на трон, даже если гугеноты и оспаривают это право.
— Гугеноты выступают не против него, а в пользу истинного короля.
Улыбка Алессандро Фарнезе стала шире и обрела саркастический оттенок.
— Ну же, произнесите имя, тем более что мы оба его знаем.
Падре Михаэлис раздраженно поджат губы.
— Если мы оба его знаем, то нет нужды его произносить.
— Вы, иезуиты, всегда осторожны, верно?
Алессандро Фарнезе расхохотался.
— Ладно, его назову я. Сейчас во Франции правит кардинал де Лорена, покровитель Гизов. Подозреваю, что орден иезуитов против этого не возражает. Или я ошибаюсь?
Теперь пришла очередь падре Михаэлиса улыбаться.
— Это правда. Мы не возражаем.
Он сразу же снова стал серьезен.
— Меня беспокоит то, что кардинал собирается все траты на мирный договор в Шато-Камбрезис переложить на младшее дворянство. Именно среди младшего дворянства гугеноты и вербуют своих сторонников. Вооруженные конфликты уже вспыхнули в разных районах Франции. Если малая аристократия повернется к реформатам, вся страна рискует превратиться в поле сражения.
— Совершенно верно, — ответил Алессандро Фарнезе.
Он хотел еще что-то сказать, но тут сильный толчок возвестил о том, что экипаж прибыл на место. Кардинал выглянул в окно и сразу же отпрянул внутрь кареты.
— Эммануэле Филиберто уже в ложе на помосте, в окружении консулов. Я не хочу, чтобы меня узнали, здесь вам проще. Посмотрите-ка сами.