— Да, и, похоже, им удалось подчинить себе всю людскую накипь. Королевское помилование помогло гугенотам выступить открыто.
Мишель понизил голос.
— Жюмель, боюсь, ты окажешься права. Все, что мы видели до сих пор, — это чепуха. Настоящая трагедия Франции только начинается.
АБРАЗАКС. ЗЕРКАЛО
Парпалус исчез, и вместе с ним все звезды. На небе осталось только древнее созвездие Большой Медведицы, олицетворение Артемиды и Каллисто: оба любящих друг друга божества представляли собой два воплощения одной сущности.
Нострадамус заметил, что скарабеи, дети-уроды, диковинные растения и рептилии тоже исчезли. Осталась лишь Вселенная, словно вырубленная изо льда, и в ее глубине угадывалось странное существо, скрюченное, как огромный человеческий эмбрион. Игра ледяных лучей умножала его изображения, и сосчитать их было невозможно, хотя должно было быть триста шестьдесят пять.
Преодолев первый страх, величавый и уверенный в себе, над прозрачной ледяной поверхностью возвышался Ульрих. Он иронически улыбнулся.
— Ну, Мишель, где твоя Троица, к которой ты пытался взывать? По-моему, твое могущество ослабело. Или я ошибаюсь?
Нострадамус, не слушая его, обернулся к спутникам:
— Можете идти, вы мне больше не нужны.
Юный священник посмотрел на него с тоской:
— И мы можем наконец умереть?
— Не знаю, — пробормотал пророк. — На восьмом небе обитают добрые воплощения Бога, Иисус и Барбело
[31]
. Молитесь им. Думаю, они вас услышат и проводят в верхнюю сферу.
Человек в черном плаще открыл рот, и, если и издал какой-то звук, это наверняка был возмущенный вскрик.
— Как смеете вы ставить кого-то рядом с Иисусом? В жизни не слышал богохульства страшнее!
— Вы так и не поняли, в каком мире находитесъ, — спокойно отозвался Нострадамус. — Мы в пропасти, где собраны все сны человечества. Сейчас сны снятся мне и Ульриху. Божества, демоны и архонты здесь — все те, в которых верим мы. Будь вы Магом, вы создали бы своих. Но вы не Маг, и, может, оно и к лучшему.
Женщина в тоске сжала руки.
— Значит, мы — ваш сон?
— Да, но сон во плоти, который сам может видеть сны. Вы будете жить, даже когда перестанете нам сниться, и умрете, когда сами перестанете видеть сны. Так вам начертано.
Нострадамус указал на далекую, чуть искривленную линию, напоминающую горизонт.
— Идите. Вы не сумели превратить свою ненависть в любовь, но не мне вас в этом упрекать. Свет Божества скорее тронет ваши души, чем я.
Три фигуры, словно по команде, повернулись и пошли прочь. Ледяные грани триста шестьдесят пять раз отразили их силуэты, потом фигуры уменьшились до точек, а потом и вовсе исчезли.
Ульрих молча наблюдал за сценой, потом звонко рассмеялся.
— Вот ты и остался один, Мишель, без помощи тех, кому доверял. Я не был безрассуден, когда указывал тебе единственный путь к победе надо мной. Я от архонтов узнал, что у тебя ничего не получится. А архонты не лгут.
— Не лгут. Но их можно обмануть, и они увидят то, чего нет. Маг на это способен.
Ульрих, казалось, был озадачен. Когда он снова заговорил, в его голосе появилась неуловимая агрессия.
— Ты настаиваешь на том, что ты Маг? Но те божественные сущности, от кого ты рассчитываешь взять силу, сами ее теряют. Барбело, к которой ты взывал, умирает в космосе, утопая в собственной крови. Ты сам ее видел. То же происходит с Гекатой, Прозерпиной, Изидой и Софией. Все, чему ты поклонялся, пока жил, теперь агонизирует. Истерзанная Шехина покидает древо жизни и кровавыми реками изливается сквозь нервюры небесного свода. Победа будет моя, и ко мне перейдет власть над побежденными, до самого их уничтожения.
Созвездие Большой Медведицы вмиг исчезло, и остались только несколько далеких звезд, расположенных в кружок. И тут круг разорвался, и звезды стали образовывать линию.
Нострадамус задохнулся от ужаса. Но ему во что бы то ни стало надо было удержать силу призыва, который он уголком сознания продолжал посылать в глубины времени. Когда же одна из звезд отделилась от остальных и, оставляя за собой длинный огненный хвост, понеслась к ледяной Вселенной, он понадеялся, что его призыв услышан, хотя и не был уверен до конца.
Ульрих, похоже, ничего не заметил. Его голос, поначалу саркастический, теперь звучал почти умоляюще:
— Ну же, Мишель, бесполезно дальше ломать комедию. Пришло время решаться. Рядом со мной ты засияешь невиданной славой и получишь мощь, сравнимую с мощью Солнца. Сам Господь даст нам силу. Если же продолжишь бунтовать, твоим уделом станет жалкая жизнь, и никогда Око Зевсово не будет твоим. Ты станешь серой тенью и будешь вечно блуждать среди таких же серых теней.
Мишель его не слушал. Он впился глазами в хрупкую фигурку, медленно идущую по льду. Убедившись, что узнал ее, он выпрямился во весь рост.
— Зря стараешься, Ульрих. Троица, к которой я взывал, заступает на место. Вот первое враждебное мне существо, которое может меня любить.
Лед задрожал, гигантский эмбрион внутри его перевернулся, и точно так же перевернулись его триста шестьдесят пять отражений. Звезды снова сошлись в круг и засияли намного ярче.
Ульрих опешил.
— Но это не враг тебе! — воскликнул он. — Это твоя жена Жюмель!
К ним и вправду шла Жюмель, прекрасная и гордая, как в лучшие годы жизни с Мишелем. Она была смущена, но виду не подавала. Подойдя к мужу, она улыбнулась ему сияющей улыбкой.
— Вот и я. Я услышала твой зов.
Нострадамус улыбнулся в ответ.
— Знаешь, где ты находишься?
— Да, думаю, что знаю. После смерти я жила совсем в другом месте: не в раю, не в аду, а в какой-то полутьме. Но с самого первого мгновения я знала, что рано или поздно надо будет тебе помочь сражаться против этого…
Она ткнула пальцем в сторону Ульриха и показала ему язык.
Старый маг очень удивился, а потом расхохотался.
— Разве эта женщина, Мишель, подходит тебе в союзники как враг, способный соединиться с тобой в круге любви? Она ведь никогда не была тебе врагом…
— О, да, — сказала Жюмель, — мы жили вместе и любили друг друга. Но я никогда не отказывалась от себя самой в обмен на его любовь и довольно жестоко обходилась с ним, чтобы показать, что я ему не принадлежу.
