— Я сам был в Испании, переодетым, чтобы безопасно миновать французские города, где хозяйничают гугеноты. Император не настроен на военное вмешательство. Многие годы войны опустошили казну, в некоторых районах голод. Но он тоже осудил скандал в Пуасси и немедленно вышлет вам послание. Падре Михаэлис, доложите.
Михаэлис шагнул вперед, выходя из тени.
— Ваше преосвященство, вчера я разговаривал с послом Испании Мориком. Он советует вам взять длительный отпуск. Это прекрасно, что вы заботитесь о вашем диоцезе в Реймсе. Тот же совет вам даст в письменной форме новый папский легат, Ипполит д'Эсте. Папа беспокоится о вашем здоровье и рекомендует вам отпуск для его поправки.
Кардинал де Лорена, и без того бледный, побледнел еще больше. Глаза вспыхнули от возмущения. Взбешенный, он вскочил на ноги и уставил тонкий палец в падре Михаэлиса.
— Вы с кем разговариваете? — закричал он. — Вы, простой священник, имеете наглость обращаться таким образом с Гизом? Да вы знаете, что с вами будет?
Михаэлис молчал, а падре Лаинес шагнул вперед и положил на стол тяжелые кулаки.
— Я знаю, что будет с вами, ваше преосвященство, — отчеканил он. — Мне известно, что вы ведете тайные переговоры в Германии с принцем Вюртембергским и под его влиянием уже фактически стали лютеранином. Этого достаточно для отлучения. Гизы тут ни при чем, никто не критикует ваших братьев. Но если хотите спасти свой род, ваше преосвященство, уйдите со сцены. Иначе навлечете на него все свои беды.
Кардинал де Лорена, как будто задохнувшись, схватил ртом воздух, поднес руки к груди и упал в кресло. Падре Лаинес воспользовался паузой, чтобы откланяться, Михаэлис последовал его примеру.
— Прощайте, ваше преосвященство, боюсь, мы не скоро увидимся.
Лаинес вышел из кабинета в сопровождении Михаэлиса.
Когда они спускались по лестнице, ведущей на первый этаж, генерал сказал:
— Дело сделано. Теологические коллоквиумы между свиньями и обезьянами кончились. Но ситуация от этого не улучшилась.
— Почему вы хотели, чтобы я присутствовал при этом разговоре? — спросил падре Михаэлис.
— Потому что с вами мне тоже надо поговорить. И предупреждаю, разговор будет не из приятных. А теперь помолчите.
Падре Михаэлис разволновался. Он понимал, что есть множество вещей, в которых его можно было упрекнуть, и падре Лаинес был в курсе всех его промахов. Каждый иезуит составлял ежедневные подробные отчеты о своей деятельности и о деятельности своих товарищей и отсылал их генералу. Он просматривал все донесения от первого до последнего, будь они из Бразилии, Азии, Англии или из заштатной деревушки в итальянской или французской провинции. Еще Игнаций установил этот порядок, и его соблюдали неукоснительно. От этого тщательного контроля зависела сплоченность ордена.
За стенами монастыря Париж был затоплен ласковым весенним солнцем, редким в этом прекрасном, но дождливом городе. Оба, и Диего Лаинес, и падре Михаэлис, были одеты в строгую, темных тонов одежду, но партикулярного покроя. Это позволило им без опаски смешаться с толпой бедноты, сновавшей по улицам между монастырем и левым берегом Сены.
Религиозная вражда наложила свой отпечаток и на эту мирную толпу, превратившись в своеобразную форму вымогательства. Если горожанин отказывается подать милостыню перед изображением Мадонны, значит, он гугенот. И часто случалось, что нищие принимались громко орать, изобличая в ереси поскупившегося прохожего. Бедняге приходилось либо спасаться бегством, либо срочно набавлять сумму. А бывало, что нищие скидывали его в реку.
Нечувствительный ко всем этим страхам, падре Лаинес просто отпихивал слишком надоедливых попрошаек. Одному из них, нахально совавшему под нос изображение Мадонны, досталась увесистая оплеуха. Этот маневр падре Лаинес сопроводил таким взглядом, что оборванец не отважился позвать на помощь и удрал, потирая щеку.
— Можно подумать, что все парижские нищие срочно стали католиками, — сказал падре Михаэлис, прерывая молчание. — Думаю, это одна видимость. Все они добрые католики, пока мы обеспечиваем им пропитание.
— Зато там, где гугеноты могут собираться беспрепятственно, например в квартале Сен-Марсо, им надо держаться подальше от нищих, получающих милостыню в монастырях, — ответил падре Лаинес. — Вы правы, это только видимость успеха. Не бедняки вершат историю.
Париж действительно кишел бедняками, но их зачастую было трудно отличить от прислуги, лавочников, мелких ремесленников или от болтающих на порогах кумушек. Продавцы наперебой расхваливали свой товар, и шум на улицах стоял оглушительный. Время от времени их перекрывал голос сверху, визгливо предупреждавший:
— Поберегись водицы!
Речь шла не о воде, а о желтоватых от мочи и фекалий помоях, которые выплескивали из окон и с балконов прямо на улицу. Отсутствие специальных служб вынуждало парижан буквально заполнять улицы отходами своей жизнедеятельности. К тому же здесь бытовала привычка справлять естественные нужды прямо на улицах, и часто можно было увидеть восседающих на корточках лиц обоего пола. Зрелище, привычное и для длинных коридоров аристократических жилищ, и даже для королевских дворцов.
В результате в переулках, выпачканных человеческими и звериными испражнениями, стоял невыносимый запах, сравнимый разве что со зловонием, исходившим от Сены, тоже превращенной в клоаку. Желтоватый цвет воды, обильно усеянной плавающими отбросами, не мешал, однако, ни рыбакам, ни прачкам проводить много времени на берегу. Реку было видно только в просветах между лепившихся на набережной и на мостах домишек, да и то ее почти полностью закрывали медленно плывущие баржи, зачастую на лошадиной тяге, и множество плавучих домиков, пришвартованных к берегу.
Кроме мельниц на постоянных платформах плавучую жизнь вели лавочки, прачечные, маленькие таверны и даже скотные дворы с курами и свиньями. Все это соединялось мостками, проложенными от дома к дому, и танцевало на цепях и фалах, крепивших к якорям качающиеся плавучие островки.
Падре Михаэлис шел за генералом к молу, еще хранившему следы недавнего паводка. С удивлением миновал он длинную каменную лестницу, потом деревянные мостки, ведущие на просторную баржу. Видимо, она предназначалась для хранения рыбы, хотя сейчас на ней рыбаков не наблюдалось. Над прибитыми к палубе скамьями были натянуты два больших тента. На другом берегу реки, на молу, толпились дамы с веерами и элегантно одетые мужчины: свахи и сводники ожидали прибытия лодки с девушками из окрестных деревень, готовых поступить в публичные дома.
Какой-то человек в черном обменялся с падре Лаинесом коротким взглядом и встал на страже у мостков. Генерал указал падре Михаэлису место рядом с собой на скамье и пристально на него взглянул.
— Я прочел все ваши донесения и должен сказать, что недоволен вами, — начал он. — Вам надлежало бы заниматься орденом во всей Франции, а вы сосредоточились только на Провансе. Но даже там ваша деятельность скудна и неэффективна. Вас редко видят в Авиньоне и в Эксе. Вы предпочитаете болтаться либо в Салоне-де-Кро, опекая вашего любимого астролога, либо в Лионе. Я ждал от вас вовсе не этого.
