Я насупился, имея в виду: Послушай, я и так еле сохранил остатки уважения к тебе, когда узнал, каким образом тебе удалось замастрячитъ первую троицу — нас. И эти малые народности свидетельствуют лишь о том, что память на страдания тебе отшибло начисто.
— Матушка, если я тебя отпущу, ты успокоишься? — Через плечо я оглянулся на Моисея и Яфета: — Я, бывало, всем рассказывал, что она одержима бесами. Вы, парни, тоже так делаете? — и подмигнул.
Они хихикнули, имея в виду: Умоляем, прекрати наши мученья, убей нас, убей нас немедленно или убей эту суку, что не дает нам никакой жизни, ибо мы страдаем, как Иовы. Ладно, может, все это я себе навообра-жал и они не имели в виду ничего такого. Может, просто хихикнули.
Я отпустил мать, и она пошла на попятную.
— Яфет, Моисей, — сказала она. — Познакомьтесь со Шмяком. Вам часто доводилось слышать, как мы с отцом говорим о нашем старшем разочаровании. Так вот, это оно и есть. А теперь бегите за остальными братьями, а я пока сготовлю что-нибудь приятное.
Братья Шем и Люций привели семьи и сели с нами ужинать. Мы накрыли стол, и мать подала что-то приятное — я только не уверен, что именно. (Я, помнится, уже рассказывал: я самый старший из трех братьев, а теперь, надо полагать, включая короедов, нас уже оказалось пятеро, но черт возьми — когда мы познакомились с Моисеем и Яфетом, я уже стал слишком взрослым, чтоб их мучить, и у меня просто не было на это времени, поэтому свой братнин долг они не уплатили. Они больше походили на… ну, в общем, на домашних зверюшек.)
— Мама, я привез тебе подарок с Востока, — сказал я и сбегал за коробкой к верблюду.
— Что это?
— Это очень породистый размножающийся мангуст, — объяснил я, похлопав по клетке. Маленький паразит немедленно попытался откусить подушечку моего большого пальца.
— Но здесь же только один.
— Правильно, их было двое, но один сбежал, поэтому остался один. Они бросаются на змей в десять раз себя больше.
— Похож на крысу.
Я понизил голос и заговорщицки прошептал:
— В Индии женщины специально их дрессируют, чтобы сидели на голове, как шляпки. Последний писк моды. До Галилеи, конечно, она еще не докатилась, но уже в Антиохии ни одна уважающая себя дама не выйдет из дома без мангуста на голове.
— Вот оно что. — Мама посмотрела на зверька в новом свете, бережно взяла клетку и задвинула ее в угол, точно внутри сидело очень хрупкое яйцо, а не злобная миниатюрная репродукция ее самой. — Ну вот, — продолжала она, подозвав к себе двух невесток и полдюжины внуков, что околачивались у стола, — твои братья женились и подарили мне внуков.
— Я за них очень рад, мама.
Шем и Люций спрятали ухмылки за корками мацы — точно как в детстве, когда мать закатывала мне взбучку.
— Ты шлялся по всем этим местам и что — хочешь сказать, так и не встретил славную девушку, с которой навсегда бы остепенился?
— Нет, мама.
— А ведь и на шиксе можешь жениться, знаешь ли. Сердце мне наверняка разобьешь, но разве колена Израилевы не добили всех Вениамитов, чтобы какой-нибудь безрассудный мальчишка мог жениться на язычнице, если приспичит? Не на самаритянке, конечно, — на другой какой шиксе, знаешь. Если тебе так уж надо.
— Спасибо, мама. Постараюсь не забыть.
Мать сделала вид, что у меня на воротнике пушинка, сняла ее и продолжила:
— Так и твой друг Джошуа тоже не женился? Ты же слыхал о его младшей сестренке Мириам? — Тут ее голос понизился до конспиративного шепота. — Стала наряжаться в мужское, а потом и вообще сбежала на какой-то остров Лесбос. — И снова обычным сварливым тоном: — Это в Греции, знаешь ли. Вы, надеюсь, в Грецию не ездили?
— Нет, мама. Ладно, мне в самом деле пора.
Я попробовал встать, но она меня цапнула.
— Потому что у твоего отца греческое имя, правда? Говорила тебе, Алфей, смени имя, смени, но ты уперся, как ишак: я им горжусь. Ну вот и гордись теперь. Есть чем. А дальше что — Люций начнет распинать евреев на крестах, как остальные римляне?
— Я не римлянин, мама, — устало отозвался Люций. — У многих приличных евреев римские имена.
— Мама, это неважно, я понимаю, но как ты думаешь — откуда все больше греков на свете берется?
К чести маменьки, тут она примолкла на секунду и задумалась. Паузу я использовал для побега.
— Приятно было повидаться, народ. — Я кивнул сородичам, как старым, так и новым. — Я к вам еще загляну перед дорогой. А теперь надо посмотреть, как там Джошуа.
И я выскочил за дверь.
А в старом доме Джошуа я распахнул дверь, даже не постучавшись, и едва не вышиб дух из Джошева братца Иуды.
— Джош, если ты немедленно не принесешь Царство Божие, я свою мамочку точно укокошу.
— По-прежнему одержима бесами? — поинтересовался Иуда. Он совсем не изменился с тех пор, как ему было четыре, разве что борода выросла да волосы сверху поредели. А в остальном — такой же балбес, как и всегда, — с широченной ухмылкой.
— Нет, раньше-то я на это лишь надеялся.
— Ты не разделишь с нами ужин? — спросила Мария. Хвала Господу, хоть она состарилась: несколько раздалась в бедрах и талии, а у глаз и в уголках рта прорезались морщинки. Теперь она была лишь вторым или третьим прекраснейшим существом на всем белом свете.
— С немалым удовольствием, — ответил я.
Иаков, вероятно, остался у себя дома с женой и детьми, как, полагаю, и прочие сестры и братья, если не считать Мириам, а насчет ее местонахождения меня уже проинформировали. За столом сидели только Мария, Джошуа, Иуда, его хорошенькая жена Руфь и две рыжие девчонки, в точности похожие на мать.
Я выразил соболезнования семье, а Джошуа просветил меня по части временной канвы. Когда я заметил портрет Марии на стене храма в Никобаре, Иосифа в аккурат сразил какой-то недуг, связанный с водами организма. Он начал мочиться кровью, а уже через неделю вообще не вставал с постели. Продержался он еще неделю, после чего отошел. Похоронили его два месяца тому. Когда Мария рассказывала эту часть истории, я посмотрел на Джоша, но тот лишь покачал головой, имея в виду: Слишком долго пролежал в могиле, я тут ничего сделать не могу. Мария не знала о послании, призвавшем нас домой.
— Даже будь вы в Дамаске, и то сильно бы повезло, если б успели вернуться. Так быстро он угас, так быстро… — Мария духом была сильна и от потери несколько оправилась, а Джошуа до сих пор пребывал в шоке.
— Вы должны найти Джошева троюродного, Иоанна, — сказала Мария. — Он тут проповедует о наступлении Царства Божия, о приготовлении пути для Мессии.
— Мы слыхали, — сказал я.
— Я останусь с тобой, мама, — вымолвил Джошуа. — Иаков прав, у меня тоже есть обязанности. Я слишком долго отлынивал.
