Городецкий медленно, словно нехотя, сложил фотографии в конверт. И, зябко поведя плечами, проговорил:
— Вон зачем ты сюда рвался.
— Да если б я знал, зачем я сюда рвался.
— Но что-то же ты чуял.
— Не это. Не это, Варяг. Я до сих пор поверить не могу.
— Это точно?
— Это точно. Всё сходится – чуть ли не с точностью до часов и минут.
— А я-то думаю: за каким лядом тебе ермаковские показания вдруг понадобились. Пришлось тряхануть его как следует, чтобы правду сказал, наконец, мразь. Вот оно что. И дальше?
— Надо сказать ей.
— Спятил ты, что ли?! Советский ребёнок, комсомо…
— Не городи чушь, Варяг. Ничего в ней этого нет. Я её три с половиной месяца наблюдаю – каждый день. Это царская кровь.
— Дальше?! Что мы дальше с ней будем делать?!
— Это неверная постановка вопроса, Варяг. Верная будет такая: что она с нами захочет делать? Что захочет – то и сделает. Может и послать на все четыре стороны. А может – и нет. Вот если нет – тогда будем думать дальше. Царская кровь – это суд, Варяг. Суд окончательный, суд – на земле – последний. Как присудит, так и будет.
— Есть у тебя план – на случай «не пошлёт»?!
— Есть.
— Ага. Интересно. Ты Колчакову жену на этот предмет дёрнул?
— Да. Она её сходу признала. В общем, Варяг, готовься – сегодня вечером. Устроим маленькую пьянку по случаю окончания раскопок – и скажем. Войдём по самые ноздри.
— А Надя?
— Что – Надя?
— Наде – сказать?
— Ну, это ты, Варяг, сам решай. Надя – твоя жена, не моя. Но своей – я бы сказал.
— Ясно. Ну, тогда – по-семейному.
— Хорошая мысль.
В дверь постучали – осторожно, но нетерпеливо. Гурьев чуть повернулся:
— Войдите.
— Товарищи, — Герасимов не скрывал торжества. — Попрошу вас на место раскопок. Ознакомиться… с артефактами.
— Давайте посмотрим, — легко согласился Гурьев, поднимаясь. — Раз уж нашли что-то – взглянем, взглянем. Прошу, Алексан Саныч, прошу.
Герасимов сиял:
— Яков Кириллович, значение этой находки переоценить просто нельзя. Конечно, утверждать что-либо безоговорочно пока рано, но у древней легенды о гибели князя Святослава Игоревича от рук печенегов, князя Кури, вполне возможно – именно благодаря этим находкам – появятся веские археологические обоснования. Во всяком случае…
— Кольцо, Михаил Михайлович, — Гурьев протянул Герасимову сложенную лодочкой ладонь.
Герасимов запнулся на полуслове и, вынув футляр с кольцом из кармана, со вздохом вернул Гурьеву:
— Всё-таки – тоже в известном смысле артефакт, Яков Кириллович.
— Вот копию к делу и приобщите, — спокойно резюмировал Гурьев. — А колечко-то – моё, Михаил Михайлович. Семейная, можно сказать, реликвия. Сознавайтесь, голубчик. Зажилить хотели колечко-то? Ай-яй-яй, Михаил Михайлович, нехорошо.
Глядя на бутафорящего Гурьева, Городецкий покачал неодобрительно головой:
— И что? Столько лет…
— Да ладно вам, Алексан Саныч, — посмотрел на него Гурьев. — Ещё одна вложенная легенда. Умели предки тайны хранить, ничего не скажешь. Не то, что мы, нынешние: сейфы железные, грифовка – детский лепет, да и только.
— Ну, вы объёмы документации не сравнивайте, — мгновенно отреагировал Городецкий. — Так что ж там такое, Михаил Михайлович? Битва Святослава с печенегами, картина маслом?
— Вы напрасно так шутите, товарищи, — немного даже обиделся археолог, но всё равно – улыбнулся. — Сейчас сами увидите.
— Ну, сами над собой не пошутим – другой никто и не осмелится, — резонно заметил Городецкий. — Серьёзность тоже хороша, однако же – без чрезмерности.
Перед спуском в раскоп какая-то юная археологиня не выдержала:
— Оделись бы вы потеплее, Яков Кириллович, холодно же!
— Ничего, Оленька, ничего, — усмехнулся Гурьев. Больше, чем я сам себя заморозил, уже никому не удастся, подумал он. — Я справлюсь, спасибо.
Увидев, наконец, находки, Городецкий разочарованно пожал плечами:
— И всё?! Стоило ли из-за этого…
— Безусловно стоило, — тихо и уверенно произнёс Герасимов. — Стоило, товарищи. Стоило, и ещё как. Одно красное знамя с золотым соколом чего стоит. И сохранность, и всё остальное – стоило.
— Так что – это действительно череп? — Городецкий осторожно, надев нитяные перчатки, взял чашу в руки. — Топорная какая работа, — и усмехнулся собственному мрачному каламбуру.
Гурьев, надев такие же, взял меч. Меч ничем особенным не выделялся, разве что на крестовине и в навершии рукояти тускло отсвечивали в электрическом освещении пыльные, шлифованные – не огранённые – камни. Харалужный меч, франкского, каролингского типа: широкий клинок с долом, сантиметров восьмидесяти длиной. Меч сохранился практически идеально: ржавчины почти не было, несколько пятен – и всё. Клинок запущен, конечно, за столько-то лет, подумал Гурьев, но это – службишка, не служба.
— Меч я заберу, — спокойно сказал он.
— Как заберёте?! — перепугался Герасимов. — Куда же?!?
— Его нужно очистить, как следует, не вам же, археологам, доверять такие вещи, — улыбнулся Гурьев. — Это дело для оружейника, хотя бы такой скромной квалификации, как ваш покорный слуга. Мечи, знаете ли, разными интересными знаками украшали, целые послания на них записывали. Если это меч воина княжеской крови – тем более. А вы на него бирочку повесите и в витрину заткнёте. С оружием так обращаться противопоказано. Всё засняли?
— Конечно, — Герасимов вздохнул. — Даже не верится. А сколько тут слоёв, Яков Кириллович, просто хоть институт археологии прямо на месте открывай… Мы даже сотой части возможных находок не вскрыли.
— Иерархия приоритетов, голубчик Михаил Михайлович, — Гурьев наклонил голову к левому плечу. — Ну, раз это всё, давайте выбираться на поверхность. Это ведь всё?
— Увы, — развёл руками Герасимов. — Ничего более интересного нет.
— И никаких письменных документов? Вообще ничего?
— А какие документы вы хотели увидеть, Алексан Саныч? — вкрадчиво осведомился Гурьев. — Постановление центрального комитета ордена госпитальеров имени Иоанна Иерусалимского о назначении гражданина Вирсавкера Соломона Давидовича на должность генерального мельхиседека? Или пробирочку с анализом крови товарища Назаретского Иисуса Иосифовича и справочку из Вифлеемской районной поликлиники?
— Ох, Яков Кириллович… — покачал головой Герасимов.
— А вы мельтешите, мельтешите, Яков Кириллович, — злорадно констатировал Городецкий. — Нервничаете. Но это я понимаю – я и сам нервничаю. А восстановление по черепу сделаете? — вдруг спросил Герасимова Городецкий, быстро обменявшись с Гурьевым взглядами. — Вы же специалист по этому вопросу. А, Михаил Михайлович?
