Книга Киммерийская крепость, страница 78. Автор книги Вадим Давыдов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Киммерийская крепость»

Cтраница 78

Вор быстро вытряхнул карманы и шипнул, как спущенное колесо, на спутников. На столе выросла горка мятых и свёрнутых разноцветных бумажек.

— Всё, пустой я, Светлый Барин, — искательно наклоняя голову, сказал бандит. — Не серчай, Светлый Барин, не серчай. Не знали мы. Не знали.

— Иди, — разрешил Гурьев. — Иди. Ещё раз увижу тебя – когда-нибудь – убью. Понял?

— За что, Светлый Барин? Не сделал же я ничего. Обознался. На фантики позарился, есть грех, воровской. За что же жизни лишать?

— Я голоден, — Гурьев улыбнулся. — Я очень голоден. Брысь.

Несколько секунд посмотрев на дверь кафе, за которой скрылась троица, Гурьев перетёк в вертикальное положение и направился к Даше. Молча протянул девушке руку, отвёл обратно за их столик, отодвинул стул, усадил, — всё так, будто ничего и не произошло. Всё и выглядело так, будто ничего не произошло – посуда на столе не тронута, деньги исчезли. Разве только в кафе сделалось пустовато и тихо. Видя, как Гурьев, словно так и надо, взялся снова за великолепную рыбу – Рыбу, — Даша потрясённо прошептала:

— Гур… Мамочки, мамочки, Гур… Мамочки, какой же ты страшный. Какой же ты на самом деле страшный, Гур… Ужас. Ужас.

— Ты что, дивушко? — он расстроенно отложил прибор и отодвинул от себя тарелку. — Испугалась?

— Гур. Разве можно пугать людей – вот так?!?

— Людей – не стоит, — со вздохом согласился Гурьев. — Да, ты права. Людей – не стоит. А вот тени – тени должны знать своё место. И то, что тени меня боятся – это мне, в общем, нравится. Это неплохо. — Гурьев вдруг поймал себя на том, что только что – как и в последние пару лет, иногда, всё чаще – у него явственно проскользнули какие-то совершенно сталинские интонации, и расстроился ещё больше. — Ну, а с людьми… С людьми бывает сложно, это да. Но ведь танк – он всегда страшный, правда? Даже если танк – наш.

— Гур, ты что?! При чём тут… танк?! Ты же – человек!

— Какой же я человек, дивушко? — удивился Гурьев. — Я – танк. Уже очень давно. Сухопутный дредноут. И морской тоже, — добавил он с усмешкой.

Даша не приняла – ни шутки, ни тона. Гурьев увидел, как по лицу девушки градом покатились слёзы:

— Нет. Нет. Не смей. Ты не танк, — Даша изо всех сил уцепилась обеими руками за его руку, тряхнула – раз, другой, словно хотела разбудить. — Ты не танк! Ты человек! Ты мой друг – и ты человек! Я тебя люблю, Гур. И Рэйчел. И все. Все! Ты не можешь быть танком, Гур! Ведь я же так тебя люблю!..

* * *

— Ыыыыэээттта хххтооо?!? — задыхаясь от быстрого бега, спросил один из «шестёрок», тараща на старшего седые от ужаса глаза.

— С-с-с-ве-ве-ветлы-лыййй Ба-бари-и-и-иннн, — странно заикаясь и стуча зубами, провыл «старшой», сползая спиной по штакетнику какого-то забора. — Уууоооойй…

— Тот?!? Ааааа…

Вор бешено закрестился, забормотал:

— Прикатит… На зону прикатит… Терпил, фрайеров, фашистов [88] в шарашку забирать… По зоне хряпает… Чё не по его… Мусоров – пополам, саблей… Воров – пополам, саблей… Сабля-то – из руки растёт… Ууууооо… Ферзь, сука рваная… Гнида страшная… Попишу, [89] попишу, чушка вонючая, во что вмазал, вмазал во что… Уоооааай… Шнифты! [90] !! Шнифты видал?!?

Сталиноморск. 13 сентября 1940

На двери ресторана висела табличка «Спецобслуживание». Гурьев постучал. За стеклом возникла напряжённая физиономия швейцара, который отрицательно затряс головой и раздражённо потыкал пальцем в табличку. Гурьев кивнул и улыбнулся так, что швейцар, сначала побелев и отпрянув, завозился лихорадочно с запором. Мгновение спустя дверь распахнулась, и Гурьев шагнул внутрь.

Этот новый сладостный стиль хозяев жизни, подумал Гурьев, охватывая взглядом пространство ресторанного зала и привычно фиксируя расположение дверей и проходов. Этот стремительно вошедший в моду ампир эпохи позднего Репрессанса, с его тяжёлыми бордовыми присборенными шторами на окнах, безвкусной лепниной, обильно уснащённой символами безвозвратно ушедшей пролетарской эстетики, всеми этими звёздами, колосьями, молотками, серпами… И так органично смотрится в этих гипсовых складках всякая мутная накипь – все эти завмаги, завхозы, завклубом, завтрестом, завпотребсоюзом, замначальники милиции, вторые секретари и зампредисполкома. Зав, зав. Гав, гав. Коммунисты. Комиссары. Не в будёновках – в «сталинках» и картузах, похожих на фуражки комсостава. Армия любителей жизни. Какие уж теперь будёновки… И, как кокетливый фестончик на самой вершине этого душистого букета, — Ферзь, с его заграничной помадой и тушью для бровей и ресниц, сумочками и туфлями из крокодиловой кожи, «Коко Шанель», шерстяными и коверкотовыми отрезами, шёлковым бельём и фильдеперсовыми чулочками для толстоногих и толстозадых матрон и таких же толстоногих и толстозадых любовниц. И кокаином, наверняка. Нет ничего плохого в буржуазности, усмехнулся он мысленно. Я не против, я за. Только зачем было устраивать такую кровавую баню, перебив пол-России? Чтобы сидеть здесь теперь вот так? Только не говорите, что вы заслужили это в честной схватке. Не было никакой честной схватки. Вы всё это украли. Сбольшевиздили. А теперь – всё вернётся на место. Потому что я уже здесь. Не так, иначе – но вернётся на место. Потому что всё всегда возвращается. Возвращается вечером ветер на круги своя. Возвращается боль, потому что ей некуда деться. Господи. Рэйчел. Откуда это в моей голове?!

В зале было пусто. Пустые столики, пустой подиум для оркестра. Пустой стул у рояля. Смотри-ка, и рояль сюда впёрли, улыбнулся Гурьев. Рояль в кустах. Струной легко перерезать ваши жирные шеи. Если правильно взяться и правильно дёрнуть, ваши стриженые под полубокс жбаны со свинячьими загривками так легко и весело соскакивают с плеч. А жирное туловище продолжает конвульсивно подрагивать ещё две, три, пять секунд. Мелко-мелко. А мне нравится на это смотреть.

Он шагнул дальше, к единственному занятому столику, за которым сидели, — наголо бритый, чем-то похожий на бандита Котовского, только существенно помельче, мужик в габардиновом безликом костюме и косоворотке, в сандалиях на босу ногу, и ещё двое, одетых столь же неприметно и обычно для здешней погоды и атмосферы. При виде Гурьева двое поднялись и шагнули ему навстречу. Он преувеличенно-старательно вскинул руки вверх и обезоруживающе улыбнулся.

На самого бритого и его спутников появление Гурьева произвело должный эффект. Несколько секунд все трое молча таращились на него. Потом, словно спохватившись, двое – подручные бритого – подскочили, будто подброшенные пружиной, и рванулись к Гурьеву.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация