Однажды он забрал Тэдди на целый день, так и не поддавшись на расспросы о том, куда они, собственно говоря, направляются, зачем и как надолго. И, когда они ввалились в дом, уже затемно, оба возбуждённые, искрящиеся чувством общего приключения и тайны, гордые собой и друг другом, Рэйчел едва не расплакалась, глядя на них. И поняла, что страшно скучала и переживала целый день. И отнюдь не только за брата. Это было так неожиданно, что пресловутое самообладание покинуло Рэйчел, и она рассердилась:
— Где это вы были столько времени!? Тэдди! Джейк! Что это такое?!
— Мы летали, Рэйчел, — едва сдерживаясь, чтобы не заскакать на одной ноге, сказал мальчик и посмотрел на Гурьева.
— Мы летали, леди Рэйчел, — эхом откликнулся Гурьев и улыбнулся.
Так улыбнулся, что Рэйчел просто взбесилась:
— Что?!?
— Мы летали, Рэйчел! На аэроплане!!! На самом настоящем аэроплане, мы вдвоём и лётчик! Как будто мы тоже настоящие лётчики! А потом Джейк… Мистер Гур сказал, чтобы мне дали штурвал, Рэйчел! И я…
— Что?! — Рэйчел, почувствовав ватную слабость в ногах, опустилась на кушетку. — Джейк. Вы ненормальный. Вы что себе позволяете?! Вы отдаёте себе отчёт?!
— Пойди к себе, Тэдди, — вздохнул Гурьев. — Нам с леди Рэйчел нужно обсудить кое-какие наши дела тет-а-тет.
Мальчик, посмотрев по очереди на сестру и на Гурьева, удалился. Гурьев, коротко взглянув на Рэйчел, чуть заметно качнул головой и прищурился. Рэйчел, встав перед ним и подбоченившись, как зелёнщица, прорычала:
— Итак?!
— Я понимаю вашу тревогу, леди Рэйчел, — Гурьев перевёл неё взгляд. И сказал по-русски: – Если ты ещё хоть раз позволишь себе орать на меня при мальчике, — Бог свидетель, я тебя отлуплю. Леди Рэйчел.
Рэйчел отступила на шаг и открыла рот. И закрыла его опять. И так она открывала и закрывала рот, абсолютно молча, наверное, секунд тридцать. И, наконец, выдавила из себя, — по-английски:
— Я ещё пока здесь хозяйка.
— Пожалуйста, — подтвердил кивком головы, тоже по-английски, Гурьев. — А я – мужчина. И будет так, как я говорю.
Рэйчел хотела сказать ещё что-то, но не успела, — трель электрического звонка прервала её.
— Кто там, Джарвис?!
Ей никто не ответил. Сделав вид, что она рассержена нерасторопностью прислуги, Рэйчел, развернувшись, почти выбежала из гостиной:
— Джарвис! Кто…
Вместо камердинера целиком взору Рэйчел предстали лишь его ноги в начищенных до блеска ботинках, а над ногами – совершенно невероятных размеров корзина с орхидеями, распространявшими такой аромат, что у Рэйчел закружилась голова.
— Что… Что это значит? — пробормотала она.
— Это значит – я покорнейше прошу простить меня, леди Рэйчел, — тихо сказал Гурьев, возникая у неё за спиной.
Нет, ну, это же невозможно, на самом деле, жалобно подумала Рэйчел. Я не могу. Что же это такое?!
Она позорно бежала с поля боя. И закрылась у себя в кабинете, надеясь как следует всплакнуть. Но ничего у неё не получилось, потому что раздался стук в дверь, и она услышала голос мальчика:
— Рэйчел… Это я. Открой. Пожалуйста!
Несколько секунд поколебавшись, она открыла дверь. Тэдди торопливо проговорил:
— Рэйчел! Ты не сердись! Ну, пожалуйста! Это было так здорово! Я даже не подумал, что ты будешь волноваться… Я… Мы… Мы больше так не будем! Не сердись, Рэйчел!
— Я не сержусь, сэр Эндрю Роуэрик, — улыбнулась она, закусив нижнюю губу, чтобы не разреветься.
— И на него не сердись, — тихо сказал мальчик. — Рэйчел, прошу тебя.
— Не буду.
— Правда?! — глаза у Тэдди засветились.
— Правда. Где он?
— Кто? Джейк? Он в гостиной.
— Он… не ушёл?
— Он не уйдёт, Рэйчел, — Тэдди перестал улыбаться. — Он не уйдёт. Это же Джейк, понимаешь, Рэйчел?! Он не уйдёт.
Он уйдёт, с тоской подумала Рэйчел. Он уйдёт, потому что он дал слово. Это же Джейк, понимаешь, Тэдди?!
Лондон. Апрель 1934 г
Следующим вечером он разыскал Оскара. Отыскать честного и порядочного человека в большом городе куда легче, чем многим кажется. Как и узнать о нём всё, что требуется. Гурьев явился в контору к Бруксу за десять минут до окончания рабочего дня.
— Здравствуйте, мистер Брукс, — дружески улыбаясь, Гурьев протянул руку, назвался и уселся в кресло напротив Оскара. — Я понимаю – время для делового визита несколько странное, но скоро всё прояснится. Где вы обычно обедаете после работы? Надеюсь, не дома?
Это было не просто нарушение всех мыслимых и немыслимых правил этикета. Это было чудовищное, невероятное, ошеломляющее нападение из-за угла. Он сейчас заорёт «Полиция!», мысленно усмехаясь, подумал Гурьев. Нет, не заорёт, конечно. Или я не умею читать.
— Я… Простите, мистер Гур. Вероятно, вы ошиблись адресом или именем. Не соблаговолите ли вы уточнить…
Брукс был настолько выбит из колеи, что попытка к сопротивлению, оказанная им, выглядела весьма жалко. Это радует, подумал Гурьев. Пикируем.
— Ну же, Оскар. Леди Рэйчел отзывалась о вас как о человеке, которому можно довериться. А у меня к вам дело.
— Леди… Леди Рэйчел? — хрипло переспросил Брукс и, растерянно привстав, переложил пресс-папье с одного края массивного письменного прибора на другой. — Вы… знакомы?
— Мы знакомы, Оскар. Называйте меня просто Джейк, безо всяких церемоний.
— Вы странно ведёте себя для человека её круга, — губы Брукса, и без того не слишком полнокровные, превратились в тонкую нитку, только изгибом могущую отдалённо сойти за улыбку. — Прошу прощения, но…
— Я просто ни на кого не похож, — улыбнулся в ответ Гурьев. — В этом всё дело.
Брукс был именно таким, каким он его себе представлял. Вот только на звук её имени он отреагировал совершенно не по-английски. Что ж, подумал Гурьев. Это именно то, что мне нужно сейчас. Надеюсь, я не искалечу его. Господи. Рэйчел.
— Давайте закатимся куда-нибудь, где вы ещё ни разу не бывали, выпьем, перекусим и обсудим наши дела. Не возражаете?
— Я…
— Конечно, не возражаете, — обворожительно улыбнулся Гурьев, поднимаясь. — Я бы на вашем месте точно не возражал.
Они зашли в маленький итальянский ресторанчик на углу улиц Тонбридж и Кромер. Это место Гурьев присмотрел около недели назад, во время одной из своих ночных прогулок по городу. Вот Рэйчел пришла бы в ужас, узнав, что я шатаюсь в таких местах по ночам, как вурдалак, усмехнулся он про себя.
— Что будете пить, Оскар?
— Скотч, — неуверенно предположил Брукс, озираясь. Чувствовалось, что за стенами своей конторы, вдали от бухгалтерских проводок и биржевых колонок, ему неуютно.
