Понять произошедшее взялся бы не всякий киммериец, внешний русич и вовсе бы голову сломал: как это вот можно взять да и навернуться с колокольни, которой никогда не было, — да глядишь и не будет никогда. Но на западном берегу Рифея, выше Римедиума, еще не к такому нежностевские поселяне привыкли, — да и нам бы, читатель, привыкнуть пора, наглядевшись на речку Селезень, где вода течет сразу и туда, и обратно. Потому нечего осуждать Астерия Коровина, жившего той порой в Нежности-на-Селезни исключительно ради крепкого и немалого заработка, — повел Астерий себя в тот раз неправильно. Только-только расползлась куча мала гостей, ставших жертвой любви к народным обычаям соловьиных свистаний, как решил перевозчик наиболее побитым гостям из Левой Нежности (а беда приключилась в Правой) помочь, отвезти через речку домой, чтоб вправили то, что вывихнуто, наложили гипс или что другое на все, что поломано, а кому совсем плохо — везли бы того прямо к дежурному батюшке на Святого Эльма (чтобы, не приведи Господи…). Но, как случается и на Руси, и в Киммерии, проявил избыточное рвение, отягченное отсутствием умения. Впрочем, у кого нашлось бы умение не только загрузить лодку двумя дюжинами частью орущих от боли, частью и вовсе сомлевших от побитости, да и от перепитости левых нежностян, не только потом доставить их к противоположной пристани, — но как во время переправы не въехать рулевым веслом по затылку никакой прогуливающейся вдоль речной першпективы бобриной старушенции?
Через полчаса после описанных событий к бобриному травмопункту между островами Горностопуло и Касторовым приплыла толпа старух-бобрих, под все подмышки поддерживавшая одну, самую, кажется, древнюю из всех бобриху: на темени ее красовалась изрядная рваная рана. Старухи грозно щерили от природы красные зубищи и всем своим видом говорили: «Отстоим наших лучших, наших драгоценнейших и возлюбленнейших матриархов! Даешь эмбарго на поставку железного кедра в Киммерион! Долой угнетателей, развративших бобровую молодежь сладенькими каштанами!» Пострадавшая, как назло, оказалась из богатых Мак-Грегоров, к тому же такая стервища, что гнев прочих бобров проистекал, похоже, не из того события, что лодочник ее веслом угостил, а из того, что не прибил ее сразу и вчистую, — тогда, быть может, сошла бы эта беда за несчастный случай. Но — увы! — крепкая оказалась перечница. Старуху обслужили, вынули из ее раны две киммерийских пяди Аст риева весла, отвезли домой и принесли извинения от имени архонта. Ну, а карьере Коровина вместе с длинным заработком на перевозе через двуснастную Селезень пришел конец.
7
Другая нелепость — будто я, Астерий, узник.
Х.Л. Борхес. Дом Астерия
Киммериец без работы не останется — такая традиция за тридцать восемь столетий сложилась сама по себе. Киммериец-лодочник не останется без работы тем более, мостов в Киммерионе много, но не чересчур, некоторые острова иначе как вплавь недостижимы вовсе: Высоковье, к примеру, где монастырь Святого Давида Рифейского, покровителя офеней, — или остров Ничьё Урочище, или еще некоторые, к которым мосты строить или ни к чему, или дорого, или вовсе невозможно. Никогда и никто не пробовал строить мост к Земле Святого Витта, хотя добираться туда нужно часто и многим: банные дела у одних, исторически-почитательные для визита на знаменитое кладбище — у других, а очень часто у одного итого же посетителя Земли Святого Витта оба этих дела сочетаются, — ежедневно ездит на остров еще и три десятка торговцев мылом, другие три десятка торговцев мочалом-люфой да и много еще кто, — а собственной лодкой для переправы городская гильдия лодочников никому здесь пользоваться не позволит: с монопольными делами в Киммерионе издревле строго. На своей лодке хочешь плавать — катайся на топкий западный берег Рифея по ягоды: по клюкву там, по бруснику, по бокрянику. Это — пожалуйста, там на переправах постоянные лодки держать нет выгоды, хотя гильдия квасоваров, бывает, за ягодой спецрейсы фрахтует. Гильдия лодочников в Киммерионе хоть и не из самых богатых, не из самых прославленных, да только поди обойдись без нее на сорока островах, — так что она своих членов бережет и трудоустраивает. А Коровин был самым что ни на есть облажавшимся членом. При его-то мастерстве! С хлебной Селезни!..
Так вот и попал Астерий Миноевич на Саксонскую набережную. Место здесь было тоже хлебное, но, стыдливо говоря, средней хлебности. Переправ с Караморовой стороны на Землю Святого Витта существовало три, да еще была четвертая, со стороны острова с непонятным даже для киммерийского слуха названием Мох-Лох, но та не очень регулярно работала. Астерий временно подменил знаменитого алкаша Доя Доича, управлявшегося на средней из трех переправ (называлась она «линия Саксонская-Баннопокойная»), но уже через три киммерийские недели временная прихворнутость Доя Доича сменилась вечным здравием на Сверхновом Кладбище северней Римедиума; и то правда, что нельзя катар нижних и верхних дыхательных путей лечить кедровым скипидаром внутрижелудочно. Вечная память Дою Доичу, холостому алкашу. Гильдия добилась, что и переправа его, и даже большой, старый дом на Саксонской перешли к Астерию.
Жизнь Астерия стала весьма монотонной, отчего он страдал. Никому не требовалось его виртуозное мастерство, Рифей-батюшка тёк себе да тёк, очень притом неторопливо, на север, к далеким Миусам, — для Астерия, когда он в пятом часу утра выходил на Саксонскую, тёк великий Рифей слева направо. К шестому часу приходили первые пассажиры — костоправы, брюхоправы, шайкодары, полотенщики, сухопарники, спиномои, ядрогреи и самые разные другие люди, кому собственно при банях на Земле Святого Витта, вечно сотрясаяемой, селиться было не с руки, — там жили только истопники да смотрители кладбища, поголовно бобыли да бобылки, с тем различием, что при банях — помоложе, а при кладбище — постарше, к тяжелому банному труду уже непригодные. За четверть часа в лодку Астерия набивались положенные две дюжины пассажиров, и лодка торопливо отчаливала. За перевоз своих членов гильдия киммерионских баньщиков платила гильдии киммерионских лодочников; именно эти деньги, существовавшие исключительно в безналичном виде (а бухгалтерские дела в Киммерии стали вполне современными лет эдак за тысячу до того, как озабоченный фактом открытия Америки Леонардо да Винчи поручил своему приятелю Луке Паччиоли изобрести «двойную бухгалтерию»), оплачивали Астерию аренду дома на Саксонской, коммунальные услуги и даже — буде Коровин внезапно бы сдурел и решил жениться — 50 % стоимости устройства свадьбы; остаток шел в пенсионный фонд и еще в другой фонд со страшненьким названием «Предусмотренные ритуальные расходы».
До половины восьмого, по праздникам до восьми, Астерий возил с Караморовой стороны на Святого Витта рабочий люд, обратно шел порожняком. С полвосьмого, по праздникам с восьми, начиналась у него работа на свой карман. Из-за сложения общерусской недели, в которой семь дней, и которая важна для Киммериона лишь потому, что блюсти ее велят и Державствующая Православная Церковь, и московское телевидение, без которого сериалов про житие Святой Варвары не увидишь, с киммерийской неделей, которую киммерийцы блюдут так же, как дышат воздухом, день на день у Астерия не приходился, то больше было у него пассажиров, то меньше, постоянными клиентами числил он лишь немногих, кто привык мыться по старинке, «по-древнему» — через два дня на третий. Платили пассажиры все одинаково — киммерийский пятак, он же обол, он же три с тремя четвертями копейки на московские деньги.
