– Значит ширианцы, о которых мне рассказал Кайманов, смогут развязать новую войну?
– Смогут. Набьют себе шишек, потеряют много воинов, но в конечном итоге добьются успеха. Кибернетические системы по большинству будут действовать самостоятельно, исполняя все рутинные операции, им необходима лишь воля человека, придающая неодухотворенной системе внешний источник смысла существования. И Воронцов, которому я передал информацию, прекрасно осведомлен об этом. Но ты видела – фрегат колоний нанес удар по переданным мной координатам, считая, что тем самым уничтожит колонию Афины.
– Если адмирал отпустил ширианцев, значит, ему выгодно чтобы снова вспыхнула война?
– Выходит так. – Согласился Шайгалов.
– Иван, я многое поняла из твоих слов. Ты надеялся обрести новую жизнь, дать своим людям шанс забыть о войне. И сейчас твоя душа разрывается между несбывшимися надеждами и сигналом рассудка, предрекающим новый виток кровавого безумия. Ты пытаешься отречься от своей судьбы, но так не бывает. Ты не найдешь покоя. Никогда и нигде.
Шайгалов остановился.
Глаза Лады светились в темноте таинственным блеском.
– Ты, никогда не знавшая войны говоришь мне о долге офицера? Предлагаешь нести до конца свое бремя воина?!
– Ошибаешься Иван. Ты сам избрал свой путь, ты научился жить по справедливости, защищать людей, совершая почти невозможное. Ты сберег много жизней, и сейчас отрекаешься от самого себя. Вот все, что я вижу.
* * *
Слова Лады вновь перевернули душу Шайгалова.
Он не понимал, что происходит.
Запрокинув голову, он смотрел на звезды и думал, что остался один, но это было не так.
Просто очередная развилка судьбы, порождала нечеткость сознания, нити вероятностей уходили в неопределенность, следовало сделать выбор и поставить точку.
Тепло ее ладони жгло руку.
Тридцать лет ты воевал за других, пытаясь среди определенности приказов вести свою линию судьбы. Теперь ты свободен, волен в праве выбора, так почему колеблешься?
Год прошел. Год, за который в оттаявшую душу пришло столько нового, неизведанного, и вот опять, с головой в омут безумия?
Нет, это будет не безумие, Иван – нашептывал внутренний голос. – Ты сможешь отпустить Кайманова одного? Позволишь себе остаться в стороне? Вот это и будет настоящим безумием, твоим личным адом, когда каждое утро, просыпаясь, ты будешь думать о них, тех, кто ушел, чтобы остановить выпущенную на волю смерть.
Это были тяжелые мысли. Они надрывно ворочались в голове, словно тяжеленные булыжники.
Лада внезапно отпустила руку Ивана и тихо произнесла:
– Иди.
– А ты? – Вырвалось у него.
Лада ничего не ответила, лишь в темноте он почувствовал прикосновение ее ладони к своим губам.
…
Он молча шагнул в темноту.
…
– Кайманов?
– Здесь, командир. .
– Собери людей. – Иван не видел лейтенанта, с наступлением сумерек тот предусмотрительно включил режим "хамелеон" (Лада предупреждала о частых ночных появлениях на побережье хищных океанских рептилий) и его экипировка теперь полностью сливалась с мраком, не уловимая ни сканерами, ни взглядом.
– Точка сбора? – Уточнил Павел. Судя по звуку голоса, он находился всего в двух шагах.
– В долине. Всю технику перегнать под защиту маскирующих полей. Соблюдать осторожность.
– Не маленький, понял.
– Анвар? – Шайгалов машинально коснулся своих губ. Присутсвия Лады он больше не ощущал, словно приняв решение и произнеся первые фразы лаконичных приказов, он потерял незримую связь с ней.
– Я тут, джелави. – Фигура ганианца внезапно появилась на фоне серебристой лунной дорожки, искажающейся в плеске волн.
– Воины твоего клана знакомы с техникой? – Уточнил полковник.
– Да. – Утвердительно кивнул тот. – Мы охраняли и обслуживали технические космодромы Альянса, построенные на нашей планете.
– Сколько человек ты сможешь повести за собой?
– Честь Кланов оскорблена. Нас предали и убивали, как скот, ударив в спину. Все, кто может носить оружие, будут мстить.
– Нет. Мне нужны только опытные воины, знакомые с техникой. Теперь подумай и ответь: сколько?
– Человек триста, джелави. – Ответил Анвар. – Точнее сказать не могу. Не знаю, сколько воинов погибло во время атаки на ширианцев.
– Ты готов подчиняться? Понимаешь, что я не допущу самодеятельности ни от тебя, ни от твоих людей? Только полное, беспрекословное подчинение моим приказам.
– Мы не дикие кочевники. Воины Кланов знают, что такое дисциплина. Повиновение – тоже путь к свершению возмездия.
Он отличается от ширианцев. Подумал Шайгалов. – Если его воины действительно оправдают возлагаемые на них надежды, у нас будет штурмовой батальон, как минимум. Но этого мало. Катастрофически мало…
– Хорошо, Анвар. Мы еще побеседуем с тобой чуть позже.
* * *
Под сенью статис-поля работали прожектора, свет которых заливал восстановленные внутренние дворики древнего периметра мертвенно-бледным сиянием. Такой эффект создавали антисканирующие системы маскировки, не позволяющие световым потокам выходить за пределы ограниченной площади.
Шайгалов не ощущал душевного подъема, для него знакомые звуки работающих сервоприводов, гул движков планетарных машин, ритмичное колебание почвы под ногами означали не обновление, но возвращение к прошлому.
Взять себя в руки. Все, Иван, ты сделал выбор. – Он мысленно разговаривал сам с собой, наблюдая, как на отдельной площадке, спроектированной древними кибермеханизмами для приема челночных кораблей, сейчас выстраиваются доставленные двумя «Нибелунгами» серв-машины.
Поспешный старт ширианской эскадры существенно облегчил первоначальную задачу – брошенная в джунглях и на побережье боевая техника имела незначительные повреждения, легко устранимые в полевых условиях. Четыре "Фалангера" и восемь "Хоплитов" вообще не пострадали ни от ковровой бомбардировки джунглей ни от схваток со звероящерами, – их пилоты, вступив в нейросенсорный контакт с модулями "Одиночек" попросту не выдержали прямого соединения с кибернетической системой – трое сошли с ума, один погиб, остальные находились в состоянии комы.
Шайгалов смотрел, как грозные планетарные машины выравнивают строй и останавливаются, поджимая ступоходы с затухающим воем сервоприводов, а в душе росло, ширилось чувство, что сейчас, в эти минуты им пройдена черта невозвращения.
Разум тонул в привычной, напряженной атмосфере, начиная помимо воли работать с полной самоотдачей, исчезали, истончались чувства, что волновали его всего лишь пару дней назад, а на их место приходило привычное, словно старая рубашка, предчувствие близкого боя, рассудок уже планировал предстоящую операцию, даже мышцы на короткое мгновенье охватила знакомая, бесконтрольная дрожь…
