Глава девятая
Заберите ваш макинтош!
Банное застолье завершилось уже поздним вечером. Когда компания вывалилась из «люкса», Зорин отстал от своих: шнурок на его итальянском туфле никак не желал завязываться на двойной бантик. Зорин самокритично попенял себе: «Не наваливайся так на коньячишко! Тогда и руки слушаться будут».
После нескольких мучительных попыток он все же одержал победу над непокорным шнурком и полетел догонять свою гвардию. Вот и сияющий зеркалами гардероб для верхней одежды. Но к нему отчего-то выстроилась небольшая очередь из свежепропаренных VIP-персон (среди лета на город вдруг обрушились холода. Обычное, впрочем, дело для Питера!). Чертыхаясь в душе, отвыкший уже от очередей Зорин пристроился в хвосте. Глянул вперед и ахнул: за барьером красовался страдалец-неандерталец с испитым носом. Ну тот самый, из Большого драматического, с буколической наколкой «Беатриче» на багровой лапище. Он был облачен в прежний грязновато-синий халат, но на сей раз отчего-то увенчанный золотыми аксельбантами. На здоровенных кулаках трещали по швам белейшие шелковые перчатки.
В данный момент к барьеру приник американчик — седенький, румяненький, аккуратненький. Он восхищенно излагал неандертальцу:
— Рашен банья из вери гуд! Карош банья! Вери карош!
Неандерталец вышколенно улыбался растроганному штатнику:
— Don't worry. I understand English. I'm always at your service. Please come back. We'll be happy to see you here again.
[8]
Всучив, наконец, словоохотливому янки его пальто, многоликий гардеробщик переключился на обжигающе-смуглого латиноса:
— Dispénseme, Señor! Un momento! Aquí está su chaqueta. Adiós! Recuerdos a su país maravilloso!
[9]
Оказавшись лицом к лицу с Зориным, неандертальский полиглот хищно осклабился. Стянув с себя белоснежную перчатку, чтоб ненароком не испачкать, он гадливо, двумя пальцами принял с вешалки и швырнул на барьер… старый Зоринский макинтош! В полнейшем изумлении Зорин воззрился на блудное детище Леншвейпрома. Видя его замешательство, носитель золотых аксельбантов рявкнул:
— Что, доцент? Опять не твое? Забирай по-скорому свою хламиду и ступай к Администратору! Он тебе разъяснит, что — твое, а что — нет!
Зорин покорно поволокся за угол, в указанном направлении. Тут же не к месту всплыло: когда неандерталец сейчас стащил перчатку, на лапище у него синело отчего-то уже не «Беатриче», а «Лаура». Впрочем, может, это была другая рука?
С таким вот сумбуром в голове Зорин толкнул дверь, освященную знакомой табличкой «Администраторъ».
Банный кабинет Администратора отличался от театрального самым решительным образом. Он оказался тесным, куцым, с низким подвесным потолком. Единственное исключение составлял все тот же доисторический сейф-бронтозавр. И по-прежнему его увенчивал солидный беломраморный бюст. Правда, теперешнее изваяние принадлежало какой-то властительной даме. Зорин автоматически бросил взгляд на табличку: «Лукреция Борджиа, герцогиня Феррары».
Тут же наличествовало и еще одно произведение искусства: обшарпанную стенку облагораживала «Огоньковская» репродукция известного полотна «Утро стрелецкой казни». А в полуметре от мятежных стрельцов, толпящихся вкруг эшафота, красовался выцветший вымпел: «Коллективу-победителю социалистического соревнования за III квартал 1972 года среди предприятий Банно-прачечного треста Ленгоркоммунхоза».
Под историческим вымпелом восседал все в той же зеленой плюшевой жилетке Администратор. Он холодно глянул на Зорина и без слов мотнул головой — проходи, садись! Минуты две он все так же молча изучал гостя. Зорин от этой пытки ерзал на жестком стуле с расшатанными ножками и терзал нервными пальцами свой несчастный макинтош.
В сегодняшнем кабинете, как и в тот раз, сильно пахло остывающим пепелищем. Нынче Зорин мог уже поклясться, что аромат гари исходит от самого хозяина.
Наконец Администратор разомкнул жесткие губы:
— Ну что? Убежал, спрятался? Так себя ведут нашкодившие пацаны, кукиши марципановые, а не руководители солидных газет. В нашу первую встречу я допустил ошибку, эта судьба решительно не по вам. Ваш номер больше не тринадцатый. Верните гардеробную бирку и ступайте в свое конструкторское бюро! Наша сделка аннулирована. Вам возвращается первоначальная судьба, и дальнейшему обмену она не подлежит.
Ледяной тон Администратора, нарастающий аромат пожарища, нелепый алый вымпел горкоммунхоза, приговоренные смутьяны-стрельцы и беломраморная дщерь поганой семейки Борджиа — политических интриганов, кровосмесителей и убийц… От всего этого голова шла кругом. Зорин плохо соображал, что за нотации читает ему обладатель зеленой жилетки, и только продолжал нервически ерзать на угрожающе нестойком стуле.
Между тем Администратор повторил стальным голосом:
— Номерок попрошу на стол!
Наконец до Зорина дошло, чего от него хотят, и он принялся лихорадочно копаться по карманам в поисках проклятого номерка. Но тот, как назло, все не попадался.
— Он у вас во внутреннем кармашке кейса! — равнодушно подсказал Администратор.
Чертова бирка и впрямь оказалась там! Мокрой от пота рукой Зорин протянул ее Администратору, жалко пролепетал:
— Петр Аввакумович, а может быть?..
— Не может! — отрезал тот. И, не принимая номерок рукою, коротко кивнул лобастой башкой: на стол клади!
Зорин подчинился безмолвному приказу. И, сразу сделавшись маленьким и пришибленным, попятился к дверям. Пробормотал убито «до свиданья» и, не удостоившись ответа, взялся за ручку, потянул дверь на себя.
— Вернитесь! — в последнее мгновение скомандовал Администратор.
На ватных ногах Зорин возвратился, замер посреди кабинета в ожидании дальнейших указаний. Лукреция Борджиа со своего несгораемого постамента взирала на него взглядом потомственной отравительницы. Стрельцы, напротив, глядели сочувственно, с пониманием момента.
— Садитесь! — велел Чичеванов. И после долгой паузы вынес вердикт: — Черт с вами, считайте, вы прощены. Но учтите: еще одно своеволие — и прощайте навсегда!
Зорин преданно поедал его глазами и только кивал головой, заранее согласный на все, что ему ни предпишет Администратор.
— Держите! — тот небрежно кинул на столешницу драгоценный номерок.
Зорин подскочил, вцепился в жестяную бирку мертвой хваткой. Больше всего на свете он обожал сейчас этот куцый металлический кружок с цифрой «13» и двумя перекрещенными царапинами.
