«Русские саги! Принц Ингвар! Делание оружейного сопротивления! В задницу бы тебя засунуть вместе с твоими гениальными открытиями, сыр ты голландский!» — кипел про себя прищученный «доктор Зорин».
Там-то, над писсуаром цвета куала-лумпурского неба, Зорин торжественно поклялся не есть, не спать и не чистить зубы, пока не организует «летучему голландцу» вожделенного доклада перед учеными мужами Российской Академии:
— Позвоните мне в Петербург. Вот моя визитная карточка!
И выскочил из сияющего кафелем сортира.
* * *
…Зорин рассеянно спускался по самолетному трапу на родную питерскую землю. И вот уже через семь минут неутомимый Славик подхватил у него из рук объемистый кожаный кейс и лихо распахнул дверцу «Мерседеса».
Помимо прочего, в кейсе пребывала мумия карликового крокодильчика, ощерившегося зубастой доисторической пастью. Душевный подарок для подруги жизни: «Тебе, любимая!».
Прямо из аэропорта — в редакцию. А там все — от худосочной секретарши Венеры и до вальяжного первого зама Викентия Викентьевича Заметельского — встретили Зорина так, словно он не впервые перешагнул редакционный порог, а давным-давно был организатором и вдохновителем всех побед этого коллектива. (Впрочем, Зорин не слишком удивлялся. Ведь и жена Лиля, казалось, уже сто лет пребывала замужем за шефом и совладельцем крупной петербургской газеты.)
…И полетели дни разудалой, нескончаемой каруселью. Зорина еще спасало, что во главе его собственных фирм — крупного рекламного агентства и торговой компании «Интим» — были поставлены опытные менеджеры. Эти зубры неплохо тащили свой воз, и вмешательства главного босса тут не требовалось. Что же до акций, которые господин главный редактор еще на заре приватизации приобрел по дешевке и в немалом количестве, то ими теперь занимался его доверенный брокер: что-то прикупал, что-то удачно сбрасывал. Согласно закону Авогадро!
Так что Зорин мог сосредоточить все свое внимание на кипучей редакторско-общественной деятельности.
Планерки, летучки, заседания редколлегии. Выступление перед депутатами Законодательного собрания. Заседание в Клубе главных редакторов. Председательство в жюри на конкурсе «Мисс Балтика-99». Переговоры с «Роспечатью» по поводу расширения продажи в розницу. Прием шеф-редактора «Вашингтон пост». Участие во Всемирном банковском конгрессе. Вызволение заведующего отделом литературы и искусства из медицинского вытрезвителя. Встреча с губернатором. Почетное судейство на парусной регате…
Денис Зорин не просто жил чужой жизнью. Он хлестал ее стаканами, пил, как пьют неразведенный спирт: обжигаясь, не разбирая вкуса, лишь бы забыться. Он топил себя в горячечной суете, в сумасшедшем потоке дел, забот и развлечений — чтобы забыться, загнать себя до бесчувствия, до полной отключки, чтобы некогда было испугаться.
Но страшно было все время.
Казалось бы, все — элементарно. Кем быть лучше: богатым или бедным? Безвестным неудачником или баловнем судьбы? Но, оказывается, для жизни нашей несуразной такая арифметика годится не всегда. Вот и в его, Зоринском, уравнении откуда-то вылезла вдруг целая прорва неизвестных! Даже дочь и жена, при всей их внешней похожести на себя прежних, были совсем не его Аленой и Лилей. Он скрипя зубами терпел жену, едва узнавал дочку и всей душой ненавидел вынырнувшего из исторического небытия хамского бультерьера Беню.
Новая «козырная» судьба не радовала, а только терзала душу. Зорину все чаще вспоминалась читанная недавно статья — «Человек меняет лицо». Витторио Риканелли, рядовой сицилийский мафиозо, согласился дать показания против босса своего клана. В итоге босс получил пожизненное заключение, а Витторио Риканелли превратился в Федерико Перуччи: чтобы спасти бывшего свидетеля обвинения от длинных рук мафии, итальянские спецслужбы перевезли его на север, в Болонью, дали ему новое имя, новые документы и новую внешность. Пластическая операция прошла без осложнений. Но со своим обновленным обликом — хотя и вполне симпатичным — Витторио так и не сумел сжиться. Бывшему мафиозо все казалось, будто каждое утро в зеркале отражается другой человек. И вот в один прекрасный вечер хлебнул он виски «Джонни Уокер», залез на подоконник и сиганул с девятого этажа. Дома на столе оставил записку: «Не могу больше жить раздвоенным. Прощайте, и да хранит вас Дева Мария!»
Он так и не сумел стать Федерико Перуччи, человеком с другим лицом.
А вот Денису Зорину проделали операцию почище: до неузнаваемости изменили не лицо, а саму жизнь. И пускай она теперь сверкала и переливалась, будто алмазное колье, но блеск этот не грел душу. Кто бы знал, как тягостно заниматься чужим делом, поддерживать дружбу с чужими приятелями, принимать почести и приглашения, предназначенные другому! Каждый день и каждую минуту Зорин чувствовал себя самозванцем на троне и все ждал: когда же, наконец, его разоблачат?
…Сегодня ему вдруг припомнился давний сон про каменную стелу с таинственными письменами. Зорина как током ударило: «Господи! А ведь он приходил из ночи в ночь — в аккурат перед моим вызовом к Администратору! А как я побывал в «Утренней звезде» — так этот сон ни разу больше не привиделся!»
Так вот что означало увиденное им на вершине холма! Стела, нацеленная в небо, — это его новая судьба, мощный старт наверх, к звездам! Впрочем, насчет «наверх, к звездам!» — это он себя уговаривал. А сердцем, всем своим содрогающимся нутром ощущал: наверх, к эшафоту!
Но есть же, черт побери, выход! Администратор ведь еще не запер за ним дверь в прежнее житье! Желаешь — ступай обратно в свой двор-колодец. И хлебай из него вонь, матерщину, бессмысленность и беспросветность существования.
Как волк, обложенный флажками, Зорин метался между «страшно» и «жутко». И потому, несмотря ни на что, обеими руками держался за нынешнее свое бытие. Но малодушно оставлял себе лазейку назад — «на всякий пожарный». Когда же истек месяц, отведенный ему для окончательного решения, Зорин принял Соломоново решение: к Администратору не ходить, точек над «и» не ставить.
«Не пойду — и все тут!» — думал он сердито.
Но не пойти ему не удалось.
Досье
Объявление
Мышам предлагается бесплатный сыр. Обращаться по адресу:…
Глава седьмая
Визит Пифагора
На редакторском столе распластались сверстанные полосы завтрашнего номера. Подобно коршуну-стервятнику, сладострастно терзающему плоть ягненка, Зорин впился в статью о проблемах обслуживания населения. Красным начальственным фломастером вписывал он строки, дышащие гневом и болью за человечество: «На всем обширном фронте оказываемых нам услуг, пожалуй, наиболее провальный участок — это работа водопроводчиков. Впечатление такое, что переход российской экономики на рыночные рельсы ни в малой степени не затронул эту категорию работников городского хозяйства. Во всяком случае, водопроводчики продолжают обслуживать нас вполне «по-социалистически»…».
Но тут кровью пишущее перо замерло в редакторской руке. Священный акт отмщения презренной водопроводной касте оказался прерван: дверь в кабинет осторожно отворилась, и на пороге возникла секретарша Венера.
