— Щедр ты нынче на шутки, Янь Вышатич, — выкрикнул боярин Твердила Славятич, расплескав на себя мед. Его рука была сегодня уже не так крепка.
— И впрямь, что за невидаль? — подивился князь. — Видно, твой раб, воевода, не так разумен, как ты говоришь. Да он попросту глуп, этот холоп! Не желаю больше о нем слышать.
— Как скажешь, князь, — ответил Янь Вышатич, довольный исходом дела.
Несда выполз из-под стола. Он тоже был рад.
Молодой боярин Колыван, мочивший длинные усы в чаше зеленого вина, сытно и протяжно, со вкусом рыгнул. Затем наклонился к воеводе и заговорил во хмелю:
— До седых волос ты добрел, Янь Вышатич… а все не знаешь, как сыновья делаются? Зачем тебе холоп? Возьми любую девку и положи к себе на ложе… Попов меньше слушай, боярин… Вторая женка в доме не помеха. И старую жену тем усмиришь, коли непокорна, и молодая ручной при тебе будет.
Воевода подумал, вертя в руке золотую чашу и разглядывая на ней узоры.
— Не умен ты, Колыван, — сказал он и с разворота ухнул чашей по лбу боярина.
Дружинник грянулся со скамьи навзничь, кверху ногами в яловых сапогах с бархатными голенищами. Янь Вышатич поднялся, подальше оттолкнул Несду. Ближние столы восторженно замерли в ожидании. Князь также наблюдал с охотой.
Колыван взревел, будто подраненный медведь, но встать на ноги не смог. Слишком много веселого питья плескалось в брюхе и в голове.
— Поставьте меня, мужи бояре! Да держите воеводу, чтоб не ушел от расплаты!
Его подхватили за руки трое дружинников. Но держать воеводу никто не подвигся. Янь Вышатич и сам был не прочь развлечься кулачным боем. Колыван, страшно вытаращив глаза, сдернул со стены толстый турий рог, подбросил его и перехватил половчее. Вмятина на лбу у него замалиновела, на висках вздулись жилы. Качнувшись взад-вперед, он пошел на воеводу.
Янь Вышатич поднял двумя руками скамью, на которой уже никто не сидел.
— Стой, Колыван! — велел князь со смехом. — Не хочу, чтоб мои мужи покалечили друг друга. Остановите его!
На плечах взбешенного боярина повисли двое дружинников, другие удерживали за руки.
— Пошто, князь? — рычал Колыван. — Дай мне до него добраться! Все видели, как он осрамил меня!
— Не давай дурные советы тем, кто старше тебя, — молвил воевода и поставил скамью на место.
Дружина была разочарована и смотрела на князя — что придумал он вместо доброго боя двух храбрых мужей?
— В Русской правде, составленной отцом моим великим каганом Ярославом, — объявил Святослав, — писано: если кто кого ударит чашей или чем другим, то платит за обиду двенадцать гривен серебра. На том и велю вам обоим помириться.
Дружина выдохнула. Мало меду выпил князь, кровь себе не разгорячил.
— Завтра с утра пришлю к тебе мою плату, — сказал воевода Колывану и прибавил сердечно: — Прими мою повинную и прости меня, боярин, за обиду.
Он преклонил голову и, не дожидаясь ответа, сел за стол. Боярин Колыван, шумно дышавший, вдруг успокоился, отдал рог и разразился хохотом.
— Да и леший с тобой, Вышатич! А совет мой вовсе не дурен… Худые ножны для хорошего меча не годятся.
Он перешагнул через скамью и уселся рядом с воеводой. Чаши снова наполнились медом, вином и брагой. Честной пир потек через край, будто доброе пиво, вылезающее обильной пеной из кружки.
— Князю слава, дружине — аминь, — пробормотал захмелевший отец Игнатий.
27
Молодой князь Мстислав Изяславич, проклятый киевским людом, умер в Полоцке, не просидев на княжении и четырех месяцев. С этой вестью в Чернигов прибыл киевский храбр Душило.
К княжьему терему он подъехал с попом Тарасием. Гул пира оповестил их о дружинном веселье еще у ворот детинца. Едва заглянув на двор и узрев скоморошьи глумы, Лихой Упырь повернул коня назад.
— Ты уж тут без меня, Душило. Как уладишь дело, обрящешь меня вон в том Божьем храме.
Он указал бородой на мощный каменный собор с пятью главами, напоминающий киевскую Богородицу Десятинную. Церковь эту во имя Святого Спаса поставил в своем граде храбрый князь Мстислав, брат великого кагана Ярослава, и сам же в ней упокоился. Была она так хороша собой, что даже храбр, к любому строению относившийся как к кровле над головой, залюбовался кирпичным узором и легкими арками, тянувшими храм в небо.
— Лепота! — сказал себе Душило и направил коня к терему мимо ломящихся от яств столов и младших кметей, нестройно орущих славу князю.
Челяди до приехавшего храбра дела не было. Пока пир — ленивым конюхам простор для безделья. Душило сам отвел жеребца к коновязям, обтряхнул с себя дорожную пыль и поднялся по наружной лестнице на гульбище.
— Здоровы будьте, княжи мужи!
Хоть и громко сказал, но мало кто расслышал. Храбр прошел мимо столов, сгребая с дороги путавшихся под ногами холопов. Затем широко встал посреди пирующей палаты и подождал, когда его заметят.
Не заметить мужа столь великих размеров, с огромным мечом за спиной и мощной булавой на поясе было невозможно. Князь Святослав моргнул раз и другой, пока не уверился, что сей муж не хмельной морок.
— Ты чей будешь, витязь? — с уважением спросил он, перекрикивая дружину. — Да как звать тебя?
— Звать Душилом и нынче я ничей, князь, — прогудел храбр и потянулся рукой к шее, на которой не было привычной гривны. Шум пира, словно прибитая дождем к земле пыль, помалу затих. — Был я в старшей дружине Изяслава Ярославича, а в последнее время служил сыну его Мстиславу, сидевшему в Полоцке. По воле Бога, а может, и иных богов, князь Мстислав помер…
— Старший сын Изяслава мертв?! — вскричал князь с плохо скрываемой радостью. — Какое несчастье для его отца и моего брата!
Душило испустил скорбный вздох.
— Изяслав, конечно, убит горем? Мстислава уже похоронили? Кого Изяслав посадит в Полоцке вместо него? — возбужденно забрасывал его вопросами черниговский князь.
— В Полоцке будет княжить Святополк Изяславич.
Святослав мрачно улыбнулся.
— Как бы не так. Этому против Всеслава не устоять… От чего умер Мстислав?
Храбр опять вздохнул и развел руками.
— Перед смертью жестоко маялся животом. В гробу тело сильно вспучилось и стало зело смердеть. С того и пошла молва, будто князя отравили.
— А его отравили? — быстро спросил Святослав.
— Я не травил и при сем не был. — В голосе Душила засквозила обида. — Князь же Изяслав топнул ногой и назначил виновным во всем меня. Из дружины прогнал. Ты, Святослав Ярославич, примешь к себе? Я служу не за страх…
— Погоди, — нетерпеливо перебил его князь. — Почему он возложил вину на тебя?
