Тут ворота наконец распахнулись. Изумленная стража, протеревши глаза, узрела наглые лодьи, увешанные щитами, и творимые бесчинства. Но интерес проявила исключительно к амфорам, на которых с горлышка к горлышку перепрыгивало коптящее пламя. Греки с криками предприняли храбрую, но бессмысленную попытку спасти товар. Добежать до амфор им не дали. Хотя стреляли только по ногам, но отбили у стражников желание являть отвагу. Той же рысью, подцепив охромевших, те ринулись обратно.
Следовало сделать еще одно дело. Душило не доверил его даже зоркому сотнику Горазду. Сам натянул лук, неторопливо, однако без лишнего промедления прицелился. Плавно пустил стрелу. Пролетев чуть менее сотни саженей, она воткнулась в зад бегущего стражника. Тот рухнул носом в землю. Над мягким местом гордо реял на древке лоскут пергамена.
Сходу подхватив раненого, греческая стража укрылась в воротах, тотчас запертых. Амфоры уже полностью объялись жутковатым черно-дымным пламенем, прожигавшим соломенные либо деревянные затычки. На лодьях, затаив дыхание, ждали, когда корчаги дружно и весело дадут хмельную течь. Но никто не предполагал, что веселье может стать столь устрашающим.
Горазд так и не успел поделиться ни с кем размышлением, насколько любят пьянствовать греки – если судить по бессмысленной вылазке к амфорам.
Из амфор с громким гулом вывалились два огромных языка огня. Полыхнуло так, что даже у Душила, видавшего всякое на своем веку, глаза полезли на лоб. Потом еще и еще – по мере того, как освобождались горлышки амфор. От огня валили густые клубы черного дыма, застилая город. Пламя разливалось, ползло вниз к берегу. Казалось, к морю потек красный стальной расплав, вынутый в ковше из кузнечного горна и выплеснутый на землю.
– Вот так винцо, – перепугались отроки и стали хвататься за весла – а вдруг огонь пойдет по воде?
– Смола, что ли? – неуверенно соображал Душило.
– Земляное масло! – с размаху хлопнул себя по лбу корсунский кормчий Порей и, ослабев ногами, сел на якорный ворот.
– Для греческого огня? – поднял брови княж муж.
– Я пропал! – застонал Порей, вцепившись в волосы. – Мы пропали. Греки за черное масло кого хочешь в куски порвут.
– А на чем они нас догонят? – справедливо рассудил Душило.
– Монаха они вам точно теперь не отдадут, – зло процедил кормщик. – Связался я с вами на свою голову…
В пергаменной грамоте, пригвожденной к заду греческого стражника, содержалось требование не медля выдать русского монаха Нестора, похищенного из Корсуня накануне зимы. При отказе либо промедлении были обещаны военные действия. До передачи монаха город объявлялся на осадном положении.
Горючее масло немного не дотянуло до кромки воды – выгорело, оставив черные подпалины на земле. Но вокруг амфор продолжало страшно, с гулом гореть и чадить. Ветер пластал дым низко к земле и гнал смоляные клубы на город. Огонь уже слизнул деревянную дверь кирпичного амбара и гулял внутри.
– Если и там корчаги… – задумался Душило, почесывая в голове.
Пламя рвануло из амбара так, что разворотило кровлю. Огненный поток выплеснулся из дверного проема и снова двинулся к берегу. Отроки на лодьях пережили вторую волну испуга, а Порей упал и стал в раскаянии кататься по дну.
– Мне кажется, греки уже могут счесть это военными действиями, – крикнул с другой лодьи сотник Горазд, тоже начавший опасаться насчет выдачи монаха.
– Быстрее думать будут, – ответил Душило, однако с сомнением.
Затягиваемый дымной чернотой, город не подавал более признаков жизни. Лезть сейчас на стену, размышлял боярин, никто бы не решился. Отворять ворота хоть для чего – тем более. Надо ждать.
– Что делать будем? – прокричал Горазд.
– Любоваться.
Дружинники, убрав луки, стали обвыкать к невиданному на Руси зрелищу. Поняв, что угрозы лодьям нет, отроки оживились, стали выдумывать разное обидное для греков и грезить, как будут слушать их, пораскрывав рты, на Руси – небось там обзавидуются, что сами не видали такого веселья. А веселье впрямь знатное – поджилки никак не перестанут трястись.
Трех чернецов на берегу заметили не вдруг – взгляды были прикованы к огню, хотя и слабевшему.
– Эй, отцы! – замахал им сотник. – Уходите! Рясы в руки и бегом!..
– Откуда они взялись? – спросил у отроков Душило.
– По берегу пришли, – пожали те плечами.
Монахи, обозрев пламенное буйство и горелые остовы лодий, бесстрастно удалились тем же путем, в обход городских стен.
– Эй, – позвал боярин Порея, у которого раскаяние перешло в мрачное окаменение, – ты говорил, в Тьмутаракани одни ворота?
– Ворота одни, – отозвалось унылое изваяние кормчего. – Но есть выход к озеру.
– Тьфу на тебя, – с досадой молвил Душило. – Какая же это осада, если есть выход?
– Надо грести отсюда, – страдал безнадежностью корсунянин, – пока не приплыли галеры из Царьграда. Греческий царь пошлет на нас много боевых дромонов. Они сожгут нас греческим огнем. Спалят живьем.
– От страха умом тронулся, – через борт возвестил княж муж Горазду, жалея кормчего. – Грецкими галерами бредит.
– А как мы обратно поплывем? – встревожился сотник.
– Тарасий выведет, – махнул дланью Душило.
– Какой Тарасий? – удивился Горазд, но ответа не получил.
На лодьях принялись кашеварить – холопов в поход не набрали, все надо делать самим. Когда потянуло сытным запахом, на огонь, подъедавший остатки черного масла, глазеть было уже неинтересно. Отроки достали ложки и наперебой кинулись черпать разваренную греческую крупу из братин, подставляя ладони, чтобы не просыпать мимо рта.
– Опять чернец! – крикнул с носа сторожевой, глотавший голодные слюни. – Один!
– Чегой-то они повадились? – с полным ртом прожевал Мстиша Колыванович.
Душило заткнул ложку за пояс и подошел к борту. Пригляделся к одиноко стоявшему на берегу монаху с сумой на плече.
– Тресни меня Перун! – проревел он.
Сторожевой, оседлавший нос лодьи, чуть не гикнулся в воду. Несколько отроков подавились кашей. Другие, уронив ложки, заскребли в ушах, повскакали, ринулись к борту.
– Весла в воду, грести к пристани! – приказал Душило. На сильно заросшем лице у него расползалась счастливая ухмылка.
– Ну ей-богу! – не веря глазам, выдавил младший Колыванович.
– Вот так да, – озадаченно потер в затылке старший Вахрамей и пробормотал: – А мы уж и не чаяли…
Отроки в несколько гребков бросили лодью носом к пристани. Княж муж, как молодой козел, перепрыгнул через борт на настил причала, безжалостно облапил монаха.
– Нестор, книжная твоя душа!
– Что, Душило, тряхнул наконец-то веретеном? – прокряхтел Нестор, выбираясь из тугих объятий. – Что это за погром ты тут устроил?
