– Тебя спасал, – радостно объяснил храбр.
Он снова сграбастал чернеца и подкинул к рукам, протянутым с лодьи. Отроки подхватили легкого монаха, затащили в лодью.
– Все не как у людей, – вздохнул Нестор.
Душило, подпрыгнув, уцепился за борт, его тоже втянули, но с усилием. Тотчас снова заработали весла, лодья отчалила.
– Встрепетали, значит, греки?! – возгласил старый дружинник, рассматривая монаха – не причинен ли книжнику Русской земли и княжьему посланцу какой телесный ущерб.
– О том ничего не ведаю, – ответил Нестор. – Я ведь в пещерной обители за стенами града поселился, в той, что ископана трудами и руководством моего учителя Никона. Монастырские братия, которых нынче послали к пристаням, вернулись и рассказали, что на море храбрствуют две лодьи. Мне так и подумалось: это приплыл за мной Душило и надо скорее идти к нему, чтобы от города остался хоть камень на камне… А скажи-ка, как ты собирался воевать с каменной крепостью?
Монах оглянулся, печально рассматривая обугленный берег и обожженную стену города – землю, куда ему больше не вернуться.
– Да как, – дернул Душило плечом-окороком. – Как-нибудь уж... Я тут недавно тоже мимо одной пещерной обители проезжал… – добавил ни к селу ни к городу.
Он задумался, устремив взор в дальнюю даль, за край моря и земли.
Отроки, подъев кашу, ждали распоряжений. Всем было хорошо оттого, что монах сыскался сам и можно не томить осадой целый город. Сил для этого все же маловато – четыре десятка воинов. Ну еще боярин – за десятерых сойдет. Все равно мало. С другой стороны, ратная потеха так здорово началась, жалко, что не будет продолжения.
Одни братья Колывановичи не лезли вперед, чтоб послушать чернеца, держались подальше и носом в сторону.
Душило махнул сотнику: «Уходим». К счастью, Порей от переживаний не подвигся умом. Но к его радости все еще примешивалась судорожная забота – как бы на обратном пути не столкнуться с греческими боевыми галерами. Отроки дружно налегали на весла, лодьи шли ходко, солнце светило, море дышало властным умиротворением. К безумным крикам чаек давно привыкли.
Нестор, бережно обнимая набитую пергаменами суму, уселся рассказывать о приключившемся ему странствии и тьмутараканских делах.
– Так, говоришь, потерял в Корсуне княжью грамоту, а этот купец, как его… нашел твою калиту и прочитал письмецо? – переспросил Душило, морща лоб.
– Точно так все и было, – покивал монах. – Моя вина целиком – неосторожен был с грамотой. А в ней писано, что я княжий посланник в Тьмутаракань по тайным делам. Сам посуди – как было тьмутараканскому купцу не заинтересоваться?
– Так это он из любопытства тебя по черепу огрел и в море уволок? – уточнил храбр.
Нестор смиренно опустил взгляд.
– Тьмутараканцы – мужи решительные. Мало ли какие тайные дела у князя. Чтоб не гадать, решили сразу отвезти меня к посаднику Орогосту. А то вдруг бы я не захотел…
Чернец умоляюще смотрел на дружинника.
– Не научился ты врать, Нестор, – сдался Душило.
Гребец на ближней к ним скамье пихнул локтем в бок соседа. Тот расслабил напряженную спину и отвесил брату затыльник.
– Горазд весь Корсунь перерыл, тебя разыскиваючи. Я вернулся – он ко мне с причитаньями, как мамке на грудь. Как же – княжий посланник пропал, все дело на волосу повисло. Стали по другому разу город перетряхивать…
– С высунутыми языками бегали, – вставил Мстиша Колыванович, оборотясь.
– …и опять нам повезло с русским банщиком. Пришел сам, узнал, все ли еще ищем монаха, да поведал про грецкого стражника, у которого от благовонных умащений расплелся язык. В общем, в ту ночь он стоял на морских воротах и за мзду пропустил купца с парубками к пристаням. Притом проверил груз. Тогда уже нашего Девгеневича хватились, искали с пристрастием. А груз интересный – чернец в беспамятстве. Грек поглядел – вроде не Девгеневич. Что за разбой? – спрашивает. Ему отвечают: не разбой, а святое дело. На монаха мор напал, нужно его без промедления везти в Сурож, приложить к мощам святого Стефана. Купцу, мол, сам святой в видении явился и дал такой наказ. А то мор на весь Корсунь перекинется. Стражник, само собой, перепугался, вознес молитву о здравии да отпер ворота. Про купца сказал – из Тьмутаракани. Дальше мы уже сами – раскинули умом и надумали немножко повоевать. Остальное знаешь.
– Знаю. – Нестор печалился тому, сколько всего нагородили вокруг него и скольких людей он ввел в искушение.
– Ну а что посадник? – напомнил княж муж.
– Покаялся, – молвил монах, сменив грусть на удовлетворение.
– Князь так велел? – удивился Душило.
– Почему князь? – не понял Нестор. – Болящая совесть и изнывающая душа велели.
– А в чем покаялся-то? – недоумевал храбр.
– Сие тайна исповеди.
– Фу ты, – прояснел боярин. – Я ж тебя не о том спрашивал.
– А о чем?
– Вот те нате! – Душило стукнул себя по ляжкам. – Ты к нему с чем послан был? С тайным делом!
– А-а! Об этом не тревожься. Орогост сделает как уговорено.
Храбр выдохнул с облегчением.
– Напугал. Я, грешным делом, подумал, что ты по своему благочестию забыл о деле. Чего это у тебя в суме?
– Здешние предания, – любовно прижимая котомку, молвил Нестор, – о князе Мстиславе, брате Ярослава Мудрого.
– Кашу-то будешь есть, книжник? – сердобольно спросил Душило.
Монах отказался. Великий пост на дворе, а трапеза сегодня уже была, более не полагается.
– А все-таки, – сказал княж муж, – ежели дознаюсь, кто из наших сбыл тебя купцу, выкину за борт.
Еще до вечера лодьи выбрались из пролива и пошли вдоль берега Таврии. Порей торопил и хотел идти под парусом ночью. Ему сунули в руки кусок солонины и отправили спать.
Назавтра сделали остановку в греческом Суроже. Пока пополняли запас воды и снеди, Нестор наведался к мощам святого Стефана Сурожского. Хоть и не сам обещал к ним приложиться, но обет нужно выполнить – за всякое слово ведь спросится накануне вечности.
После Сурожа кормчий совсем было угомонился и о грецких галерах не поминал вслух. Но некоторое время спустя стал беспокойно поглядывать на восход и тереть слезящиеся от напряжения глаза. Затем на подгибающихся ногах повлекся к Душилу.
– Погоня! – с упреком сказал он, тыча пальцем за корму.
Княж муж посмотрел. Ничего не увидел, кроме серых волн и ныряющих к ним чаек.
– Где?
– От Сурожа за нами идут. Весел больше и парус – догоняют, – все сильнее укорял Порей.
– Галера? – подсказал Душило.
– Она самая.
