Чтобы не искушаться далее, Ди поспешно распрощалась с хозяевами «мансарды». Сникерс попытался было удержать ее, предложив послушать стихи. Но Ди не захотела облагораживать и обуздывать свои варварские порывы изящной словесностью. Здесь требовалось средство более радикальное.
И ее снова вынесло в город.
Город опять был самим собой – он больше не удерживал хаосом перепутанных улиц. Он давал зеленый свет. И все же что-то было не так. Что-то осталось. Какие-то обрывки бреда. А может, и не обрывки, а просто щупальца. Ди поняла это, когда увидела быка. Его везли по улице в открытом фургоне с высокими бортами. Животное стояло смирно и отрешенно глядело вдаль, на уходящий в небытие хвост дороги. «Бык. При чем тут бык?» – подумала Ди. И решила, что бык неспроста.
Потом ей попалась стайка мальчишек, играющих в рыцарей. На голове у одного из них было ведро, изображающее шлем – с отверстиями для глаз и короткими мощными рогами, обернутыми фольгой. Маленький Минотавр с жестяной головой быка.
Мальчишка остановился перед ней, помахал деревянным мечом, а потом с громогласным и торжествующим ревом бросился догонять остальных. С разбега вклинился в центр ватаги и начал рубить направо и налево. Атакуемые приняли вызов и разом загалдели, выкрикивая грозные боевые кличи.
Ди поспешила унести ноги с ристалища.
Нет, совсем неспроста в милиции спрашивали про Минотавра.
Снова зашевелилась, подняв голову, змея тревоги. Мысли заметались, ища убежища. Но его не было – не было защиты от реальности, превращающейся в многозначительную чепуху, в сумасшедшую рулетку, на которой раз за разом выпадает одно и то же число. Невозможно при этом не предположить, что крупье жульничает. За этой чепухой должен стоять кто-то. Или что-то. И это «что-то» – отнюдь не теория вероятности. Это похоже на разум – патологически страстный, азартный. Ум беспробудного картежника. Хронического игрока. Ум, любящий методичное безумие.
Ди попыталась поставить заслон, отгородиться от щупальцев бреда, жадно тянущихся к ее собственному разуму, к тонкому мостику над пропастью – сознанию. Она просто принялась наводить порядок – в голове и в городе. Читала названия улиц, вычерчивала по памяти цепочки кратчайших путей, выстраивала иерархию соотношений – площадь-проспект-улица-переулок. Простейшая картография для тех, кто не хочет, чтобы его мозги пошли вразнос.
Под табличкой «Площадь Гагарина» остановилась, копаясь в памяти. А через минуту уже уверенно искала дом номер двенадцать-три, где жила старая добрая подруга Матильда, ныне безвременно и прочно позабытая. Запомненный смутно номер квартиры подсказал консьерж.
«Диана, дорогая моя! Наконец-то ты вспомнила обо мне. Проходи, будь как дома и ни в чем себе не отказывай. Между прочим, у меня для тебя сюрприз… Что? Профиль императора?… Ах, Диана, я просто убита горем. Сергей оказался редкостным негодяем, даже хуже, чем Гришка, пришлось выгнать его, да не просто так, а с милицией, потому что он сам не хотел уходить. Представь себе, этот тип, этот проходимец, за которого я собиралась – о бог мой! – собиралась замуж, пытался склонить меня… в общем, неважно. Я уже забыла. И прошу тебя, не напоминай мне об этом. Это так… так ужасно, так вульгарно… Ну пойдем же, дорогая, мне хочется сделать тебе приятное».
Сюрприз сидел в кресле, держал бокал в руке и приветливо улыбался. Ди заметила, что в эти несколько дней времени он даром не терял – загорел пуще прежнего. А волосы от солнца, напротив, стали как будто еще светлее. Ник легко, одним рывком поднялся с кресла, подошел к Ди и молча поцеловал ей руку.
«Не ожидал. Признаться, я не надеялся на столь скорую встречу». – «Так уж и не ожидал? Я же сказала – не ищи меня». – «Ты не объяснила почему». – «Просто это… не имеет никакого смысла». – «Что именно?» – «Ничего. Вообще ничего. Налей мне что-нибудь».
«Дианочка, умоляю, не будь такой скукоженной. Здесь почти твой второй дом, а мы твои лучшие друзья. Правда, Нико? И нам больно смотреть, как ты запираешь себя на замок. Будь проще, дорогая. Позволь жизни самой решать твои проблемы. Так, между прочим, говорит мой психотерапевт, а уж он знает в этом толк, не мужчина, а целый сейф советов и рекомендаций на каждый день. Я бы его давно к рукам прибрала, чтобы он меня на ночь убаюкивал, да жаль, у него нетрадиционная ориентация. А Никита зашел просто по-дружески, поболтать. Не обвиняй его в том, что он преследует тебя. Боже, Диана, как тебе такое в голову могло прийти. Я просто не понимаю, как можно отказываться от такого… – Голос Матильды стал елейным до приторности. – Впрочем, если тебе все равно, я могла бы сама…» И она томно опустилась на подлокотный валик пухлого кресла, куда снова сел, вручив дамам по фужеру с шампанским, Никита. «Уверен, я не соответствую твоим взыскательным требованиям, прекрасная Мария». Ослепительная улыбка в виде компенсации и галантный чмок в руку. «Ох уж эти мужчины!»
Так же томно Матильда поднялась с валика, взяла со столика открытую коробку зефира и пересела на диван, к Ди. «Я бы на твоем месте, подруга, была с ним поосторожней. Ох, навидалась я таких сердцеедов. И хочется, и колется. И снова хочется». Матильда сбросила туфли и забралась на диван с ногами. Ди взяла зефирину и сделала то же самое. Если тебе предлагают уют – почему бы не воспользоваться этим? «Не думаю, что мое сердце осталось съедобным. Кажется, об него сейчас можно зубы сломать». Ответила не Матильде, а ему – глядя в глаза, упрямо, враждебно. Сейчас она сама кого угодно могла исколоть. Не человек, а кактус. Но Никита, казалось, не обратил на это внимания. Хочется женщине колючей побыть – пускай. Может, полегчает ей.
«Ты последовала моему совету, сменила жилье. Это правильно». Ди вспыхнула. «Сменила, но не потому, что ты так сказал». – «Это не имеет значения. Тебе нельзя было оставаться там, вот и все». По-видимому, его вообще ничем нельзя вывести из себя. Как кремень. «Ладно. Нельзя так нельзя. Какая разница». Успокоилась и умяла еще одну зефирину. Матильда стоически не встревала в их разговор, разглядывая лак на ногтях. Ди, заметив это, удостоверилась в том, что у этих двоих – заговор на ее счет, сколько б ни прикидывались они невинными и ни отговаривались случайностью. Ди встала и налила себе красного до самого верха бокала. Захотелось вдруг, чтобы закружилась голова и накатило беспричинное веселье.
«Ну, мне, к сожалению, пора, мои хорошие. Работа – хоть я ее и люблю, но черт бы ее побрал. Ник, оставляю свою лучшую подругу на твое попечение. Может, тебе удастся ее расшевелить. Раньше она не была такой замороженной букой. Диана, милая, я надеюсь на твое благоразумие. Бери от жизни все, что она тебе дает, и не упрямься. Не то заработаешь себе невроз, психоз…» – «…и дисбактериоз», – закончила за нее Ди и помахала Матильде рукой. «Ну вот, сама же все прекрасно понимаешь. Целую всех, меня здесь уже нет».
«Забавная у тебя подруга». – «Я ее знаю сейчас даже меньше, чем тебя. А как ты ее нашел? Вы раньше были знакомы?» Покачал головой. «Нет. А как нашел… Просто расспросил твоих знакомых». Ди сощурилась в усмешке. «И так далее. Чтобы найти тех знакомых, расспросил других знакомых, а чтобы выйти на этих, отыскал еще каких-нибудь. Сколько же у меня было знакомых? Неужто так много?» – «Порядком». Рассмеялся, уходя от ответа на невысказанный вопрос – зачем ему вообще понадобилось охотиться за ее бывшими приятелями. Она не настаивала – этих знакомств больше не существовало. А то, что он мог узнать от них о ней самой… так ведь той Дианы теперь тоже нет. И уже не будет. Будет другая – в любом случае. Он уже не может видеть ее насквозь, как при первой их встрече. Потому что она уже другая. У нее теперь есть то, о чем он не может знать. И никто не может. У нее есть микроскопический опыт нескольких дней иной жизни. И есть лабиринт. Подумав про лабиринт, Ди удивилась. А ведь это, пожалуй, сейчас единственное, о чем она может сказать «Это – я» и «Это мое». Единственное, что составляет сейчас ее суть, ее душу, ее «я». Это была чертовски странная мысль.
