— Может, и был. Только не дал результата.
— Я не верю. Ребенка поручили нам, с нашим обыкновенным человеческим разумением. А этот камень… Его называли не только «сердце ангела». Еще — «голос Бога».
Стаси смотрела почти умоляюще. Мурманцев понимал — внутри нее растет новая жизнь, и все теперь воспринимается намного острее.
Он притянул жену к себе.
— Ты фантазерка. Но если хочешь, я достану тебе его. Даже если он лежит в сейфе под Кремлем, в Алмазном хранилище и его охраняет императорский гвардейский полк.
Она улыбнулась.
— Хочу. Луну ты мне уже достал. Теперь хочу «сердце ангела».
…Деревенька стояла у тихой светлой речки с нежным названием Сопель. Местные крестьяне ласково звали кормилицу-поилицу Сопелькой, и привозили домой богатые уловы рыбы. Откуда в этой неширокой, небыстрой, скромной речушке бралось столько рыбы, никто не знал. Недоверчивый проезжий люд только рты разевал, когда какой-нибудь мужик на утлой посудинке приволакивал к берегу целую сеть окуней, плотвы, пескарей, уклеек.
Раб Божий Федор стоял на холме и глядел на речку. Вокруг него расположились на привал двенадцать самурайских дев. Развернули свои коврики, развели огонь.
— Благодать над здешними местами, — умиротворенно сказал раб Божий, вдыхая мокроватый осенний воздух.
Сопелька внизу неспешно тянула свои светлые воды к югу. Даже вблизи зимы речка не темнела, не окрашивалась в свинец, не перенимала оттенки пасмурного неба. Она точно светилась из глубины, испуская белое искристое сияние.
— Ну, барышни, — сказал раб Божий, потирая руки, — буду сегодня учить вас уху варить. А завтра с утречка загоню в речку и окрещу гуртом. Только вот с попом договориться.
Маковка церкви виднелась за перелеском. Один большой и два малых позолоченных куполка малиново сияли в лучах заката.
Рыбы им отвалил от души мужик на телеге, горланивший песни и обогнавший честную компанию по дороге. В обмен велел странничкам молиться во здравие его непутевой души и о поправлении в уме дурынды-супруги.
Уха вышла первостатейная. Девицы облизывали ложки, цокали и лопотали по-своему, кивая. Чуть языки не попроглатывали.
— То-то же, — посмеивался, глядя на них, раб Божий Федор.
После ужина он отправился на переговоры с местным попом, девиц оставил на холме. Когда вернулся, они уже сопели на своих ковриках, прижавшись друг к дружке для тепла. Раб Божий прочитал вечернее правило, потом завернулся в дерюжку и пристроился неподалеку.
Когда край солнца показался над землей, раб Божий Федор сел, зевнул, перекрестился. Собрал рукой холодную росу с травы и умылся ею. День обещал быть пригожим. Под гомон птах Крестоносец испросил у Всевышнего милости и хлеба насущного, возрадовался вместе с Богородицей о спасении человеческом. После чего разбудил девушек. Дал им десять минут на продирание глаз и всякое остальное, затем выстроил в ряд, проверил поименно и строго сказал:
— А теперь, барышни, повторяйте за мной. «Отче наш, Иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…»
Японки нестройно бормотали, повторяя чудные слова, позевывая и ежась от прохладцы.
Раб Божий прочитал молитву пять раз, и пять раз ее с грехом пополам проговорили самурайки. Наконец он махнул рукой:
— Ладно. Научитесь еще. А теперь за мной. И не отставать.
С деревенской колокольни донесся тихий благовест утренней службы. Звон плыл по воздуху, и казалось, невидной птицею взмывал к небесам.
Компания вереницей спустилась с холма и потянулась к речке. В лучах солнца от воды поднимался легкий не то парок, не то туман. Чуть вдалеке под прибрежными ивами виднелись на воде мостки для удильщиков. Туда раб Божий и привел свой женский отряд.
Велел пожитки сложить в стороне, сесть и ждать.
Вскоре явился поп. Знатный то был поп — в плечах косая сажень, шагнет — метр позади оставляет, волосы под шапочкой вьются, лицо румяное, молодое, борода ровно подстрижена, в глазах — серьезность.
Раб Божий, завидев его, поднялся, за ним самурайки повставали.
Батюшка гулко поздоровался с честной компанией, в сомнении оглядел японок и спросил раба Божия:
— По-нашему-то они понимают?
— Лопочут, отче. Да и я их подучиваю.
— Ну, за твою веру покрещу их. Восприемником будешь.
— Это крестным-то? Буду, отче.
— Бумага, карандаш есть? Имена крестильные записывай, какие давать буду.
Поп спустил свою сумку на землю и стал доставать все нужное для таинства. Двенадцать простых металлических крестиков на шнурках легли в траве на тряпице.
— Ну, приступим, помолясь. Разоблачай их до исподнего.
Японки, привычные к послушанию, стянули с себя все лишнее, оставшись в нижних сорочках. И почти сразу начали пристукивать зубами от утренней речной сырости.
Поп повернулся к востоку. Гулкий голос далеко разносился рекой.
Окунаемые трижды в реку во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, девицы вздумали поначалу визжать — вода была холодна. Когда же вылезли, стало им жарко, от мокрых тел валил пар. Поп каждой надел на шею крест и нарек православное имя. Раб Божий Федор огрызком карандаша аккуратно вывел их в списке напротив прежних. Самая старшая, Ихиро, стала в крещении Ириной. Юми — Ульяной. Танабе — Тамарой. Ега — Евдокией.
Напоследок поп сунул в рот каждой просфору, благословил и удалился. Рабу же Федору коротко велел:
— Наставляй в вере.
В этот день им шагалось легко и весело. К вечеру они проделали путь почти вдвое больший обычного. Земля словно сама стелилась под ноги, и солнце медлило покидать небосклон.
Накануне Мурманцев позвонил капитан-командору Алябьеву и договорился о встрече, предмет которой называть по телефону не стал. Старик Алябьев был не упрям, не строг в субординации и добродушен, настаивать не стал. Если подчиненный просит о личной встрече, значит, в том есть надобность.
Еще с утра Мурманцев приметил из окна новую подозрительную личность, околачивающуюся возле дома.
— Знаешь, мне это начинает надоедать, честное слово, — сказал он жене. — Сейчас пойду и натравлю на него дворника, пусть гонит метлой. У Никодима руки давно на это чешутся.
Стаси выглянула в окно.
— Не знаю, поможет ли метла. Ты только посмотри на него. Явный фанатик с безумно горящими глазами.
— Фанатик чего?
— Идеи, конечно.
— Угу. Какой идеи? Телепатической связи с мировым потусторонним разумом?
— Ну, что-то вроде.
— С такими идеями надо не по улицам разгуливать, а сеансы трудотерапии отбывать в сумасшедшем доме.
Мурманцев сбежал вниз и вылетел на улицу. Подозрительная личность торчала на углу дома, привалившись к ограде. Мурманцев подкрался к нему сзади и схватил за шиворот. Мужичонка был так себе, ни рыба ни мясо, из не обремененных доходами разночинцев, плохонько одетый, хотя и с некой претензией. Пообтертые брючки в полоску, пальтецо с меховым, изрядно полысевшим воротником, суконная шапочка-таблетка с замызганным рисунком.
