Мозес угрюмо посмотрел на обоих агентов. Взгляд не обещал ничего доброго. Коулмен и Янг догадались: он обвиняет их в том, что приволокли за собой «хвост».
— Это нечестно! — крикнула ему Кейт, не сдержавшись.
— Леди права, — подтвердил Мурманцев. — Не стоит винить рядовых агентов в техническом отставании вашей страны.
Мозес с каменным лицом достал из кармана пистолет и бросил на землю. Коулмен развел руками, показывая, что пуст.
— В ботинках поищите, — посоветовал Мурманцев.
Пришлось вынимать малышку из толстой подошвы.
— А вы, леди? Не хотелось бы лишать вас руки.
Кейт со злым шипением тряхнула рукавом, выбросив стилет. Ствол аннигилятора переместился на слугу, который уже обклеил ухо пластырем, отчего оно стало похоже на поросячье. Увидев нацеленную пушку, слуга попятился.
— У этого ничего нет, — мрачно сказал Мозес. — Прислуге не позволяется иметь оружие.
— Справедливо, — согласился Мурманцев и нажал на спусковой крючок аннигилятора. Вырвавшийся почти бесцветный тонкий луч ударил в лежащие на земле железки. Через пять секунд на их месте образовалась пустота. — А теперь идемте, господа. Не знаю, что у вас на уме, но мне будет интересно посмотреть. Только помните, что ребенок — под моей защитой.
Мозес молча повернулся и пошел, не оглядываясь. Коулмен вел ребенка. С появлением Мурманцева Стефан как будто успокоился — не выдирался и не кусался, шагал сам. Замыкал шествие «ангел-хранитель», человек-невидимка, держащий на прицеле всех четверых.
Тщательно разработанный план пришлось менять на ходу. Никто и предполагать не мог, что ребенка повезут не в Урантию, а к Краю Земли, неизвестно с какими целями. Но в любом случае он не должен был раскрывать маскировку. Иначе вся операция с последующим международным политическим скандалом ставилась под угрозу. Поттерманы могли догадаться, что их надули, и предпринять контрмеры, когда поймут, что предполагаемый козырь — волшебный ребенок — может сработать против них. Например, начнут тайные переговоры с маглаудами. Или, наоборот, вспомнят, что лучшая защита — нападение, и затеют массированную политическую атаку на них по всем направлениям.
Раскрыть маскировку его вынудили смутные подозрения, вызванные словами Мозеса. «Мы летим туда, где ты будешь посвящен». Это могло означать одно: ритуал. Колдовство, оккультно-каббалистская магия, призывание духов. Чтобы помешать этому, пришлось бы убивать. Но стрелять в ничего не подозревающих людей, даже врагов, из-за угла, честь не позволяла.
Однако теперь смущало другое. Мозес не мог не понимать, что ему не позволят провести подобных действий над ребенком. И при этом продолжал идти к цели. Значит, на что-то все-таки рассчитывал.
Путь начал резко забирать вверх. Цвета всего окружающего становились глуше, темнее, мрачнее. Им приходилось петлять между огромными скалистыми валунами, усеявшими ближнее предгорье. Казалось, еще чуть-чуть, и они упрутся в отвесную каменную стену, и тогда волей-неволей повернут назад. Четверым взрослым из пяти именно этого и хотелось. Но Мозес, будто одержимый, упрямо шел дальше. И будто под натиском его фанатичной воли, горы расступались, пропуская путников. Солнце закрывали вершины.
От самолета они шли уже два часа.
Вдруг, после очередного поворота, скалы раздались в стороны, открыв совершенно прямое ровное ущелье. От одной вертикальной стены до другой было метров тридцать. Свет сюда почти не проникал. Здесь установились вечные сумерки — преддверие вечной ночи, которая царила за Краем Земли.
И до этого они шли молча, а сейчас даже ступать старались беззвучно — слишком угнетающе действовало ущелье. Казалось, одно неосторожное движение, и скалы проснутся, стряхнут оцепенение, увидят крошечные фигурки нарушителей спокойствия. И раздавят их, как спелый виноград, сомкнувшись.
Злые чары ущелья разрушил Мозес. Неожиданно он повернулся к остальным — в руке у него был пистолет.
Инстинкт сработал мгновенно. Мурманцев еще только просчитывал в мозгу ситуацию, а палец уже жал на спуск, и тело уходило в сторону от траектории пули. И только в кувырке Мурманцев понял, что выстрела не было. Ни того, ни другого.
Поднявшись, он нажал на спуск еще раз и еще. Осечка и снова осечка.
— Не следует быть таким самоуверенным, мистер Выскочка-Ниоткуда, — сказал Мозес, покачивая пистолетом.
Коулмен и Янг смотрели со все возрастающим интересом.
Мурманцев мысленно выругался. Он не понимал, что случилось с аннигилятором и откуда Мозес мог знать заранее. Скользящим неприметным движением руки он провел пальцем внизу застежки пояса. Ничего не произошло. Гипноизлучатель тоже не работал.
— Что, не ожидал? — продолжал Мозес с угрюмой насмешкой. — Это же аномальная зона. Любая немеханическая техника перестает работать за два километра от Края. Об этом никто в мире не знает, кроме нас. Ни одна экспедиция не смогла выбраться отсюда и рассказать об этом. Ни одна, кроме смитсоновской, тридцать шестого года. Я тебя переиграл, русский. Коулмен, обыщите его. Оружие мне.
Коулмен передал ребенка напарнице и, криво усмехаясь, пошел выполнять приказ.
— Нужно уметь проигрывать, — спокойно сказал Мурманцев и отдал ему аннигилятор, перед тем нажав незаметную кнопочку внизу ствола. Затем поднял руки и дал себя обыскать. Коулмен выудил из его кармана коробочку пеленгатора-прослушки, но больше ничего не обнаружил.
— Другого оружия нет, — доложил он Мозесу и отобрал рюкзак. Проверять содержимое не стал — темновато вокруг. Пояс не задел его внимания — ремень как ремень, разве что заклепок много.
Мозес хищно вцепился в аннигилятор и с минуту пытался разглядывать его. Потом положил в карман. А про непонятную коробочку спросил:
— Это и есть твоя шапка-невидимка?
Мурманцев не стал отрицать.
Мозес отдал свой пистолет Коулмену.
— Следите за ним. Если сделает лишнее движение, стреляйте.
Снова стены ущелья медленно поползли назад. В длину проход был около полукилометра. Другой конец его слабо выделялся более светлым серым пятном. Они достигли его через пятнадцать минут. На той стороне скалы будто гигантским мечом срезало — настолько внезапно они переходили в ровную понижающуюся площадку, узкую и длинную, похожую на берег моря. Но меч был тупым и долго кромсал камень, сильно иззубрив поверхность «среза».
То, что на настоящем берегу было бы линией воды, здесь напоминало не то жидкое стекло, не то полупрозрачные клубы дыма. Что бы это ни было — оно искажало перспективу, не давало заглянуть вглубь и чуть дальше сливалось с совершенной чернотой, достающей до неба. И все это ватным колпаком накрывала абсолютная тишина.
Уклон «берега» составлял градусов сорок. Возле скальной стены тут и там стояли, будто окаменевшая стража, отдельные глыбы, иной раз весьма причудливого вида. Мозес остановился возле одной, похожей на остаток оборонительного сооружения.
