– …в верности ордену и так далее клянусь.
– Перрон. Клянусь.
– Я… хм… Семик. Это… ну… приношу… И пусть меня сожрет… вот.
– Бугор меня кличут. Членом своим клянусь. А если кто клятву свою порушит – лично утоплю в говне. Мать твою…
– Фейри. – На пенек взобралась девица, которую Камил приметил еще раньше. Огромные сиськи, чуть прикрытые, крепкий, туго обтянутый шортами зад, крупные мускулистые руки, пламенные очи, смелые речи. – Аналогично.
В толпе заржали.
– Тоже клянешься своим членом, крошка?
– Твоими яйцами клянусь, – вспыхнула девица, – что предателей лично, вот этими руками… ну вы слышали.
Она спрыгнула с трибуны, уступая место следующему.
Немного погодя, тоже побывав на пеньке и дав торжественное обещание, Камил протолкнулся к ней и встал рядом.
– Есть разговор, – шепнул.
Она порывисто обернулась к нему, обдав волной презрения.
– Я не даю кому попало.
Толстяк мысленно одобрил ее сообразительность. Несмотря на явный горячий темперамент девки, у него возникла идея предложить ее хозяину. А холодная кожа… что ж, в конце концов, это дело техники. За приобщение к Тайне следует платить… некоторыми неудобствами. Девка здоровая, вытерпит.
– А с чего ты взяла, что я – кто попало?
– По роже видно.
– Э, девочка, сдается мне, я ошибся. Ты не только рожу не умеешь видеть, но и вообще ничего. Как же ты хочешь узреть Опекунов и их тайную Тайну? Для этого нужен особый глаз, понимаешь меня?
– Какой еще особый? – Девица в момент растеряла всю свою воинственность.
– А ну-ка давай отойдем в сторонку. Не полагается это слышать кому попало.
Он стиснул ее руку и отвел подальше от остальных.
– А такой особый, красавица, – продолжал он, – которым не обладает почти никто из этого жалкого сборища.
– Да ты… – Фейри задохнулась от возмущения.
– Тихо! – строго зашипел толстяк, сильнее сжав ее локоть. – Я – полномочный представитель ордена и советник председателя, второй хранитель священного знания, и ты будешь слушаться меня беспрекословно, ясно?
– Ясно. – Глаза у девицы блеснули собачьей преданностью, но тут же потемнели. – Врешь. Я не видела, чтобы ты подходил к председателю. Ты должен был говорить сначала с ним, чтобы он узнал тебя.
– Я встретился с ним еще утром. А сюда мы прилетели каждый своей дорогой, потому что… Не знаю, следует ли говорить тебе об этом…
Фейри отбросила свою подозрительность и глядела на него зачарованно.
– Хорошо, я скажу. Только будешь молчать об этом, поняла? Иначе…
– Поняла, – она горячо кивнула.
– Конспирация! – сообщил толстяк заговорщическим голосом. – Мы должны соблюдать осторожность. Среди нас могут быть подосланные. Шпионы, понимаешь?
– Кем подосланные? – выдохнула девушка.
– Опекунами, кем же еще. У них везде свои люди. Если они узнают о нашем ордене, нам крышка. Мокрого места не оставят. Всех нас поголовно сожрет огонь перевоплощения мира. Им это раз плюнуть, ведь у них Тайна.
Фейри глядела на него одновременно тревожно и восторженно. Удить рыбу Камил не умел, но виртуозно владел искусством подцеплять на крючок агрессивных гордячек. Они нравились ему – в постели их неуступчивость обыкновенно оборачивалась горячей, самозабвенной усердностью.
Камил воззрился на нее всепроницающим взглядом.
– И то, что я говорю с тобой об этом, означает доверие к тебе. Надеюсь, ты полностью отдаешь себе в этом отчет…
– Конечно!
– Тогда продолжим. Мы говорили об особом глазе, которым не обладает почти никто из них. – Толстяк небрежно махнул в сторону толпящихся перед пеньком, с которого опять вдохновенно ораторствовал председатель. – Почти никто из них не годится для выполнения особых заданий, требующих этого самого глаза.
– А я? Я обладаю? Про твою рожу… ой… то есть лицо… я сказала не подумав. Теперь я вижу, что в тебе есть… что ты… что у тебя…
– Сейчас не обо мне, – самодовольно отмахнулся толстяк. – Да, я думаю, ты можешь оказать ордену неоценимую помощь. Есть секретное задание как раз для тебя, никто другой, мне кажется, не справится с ним лучше тебя.
– Какое задание? – Фейри горделиво расправила плечи и собрала лоб в умные складочки.
– Есть один тип, – понизив голос, сказал толстяк. – Мы давно за ним наблюдаем. Он живет тут недалеко. Мы вышли на него благодаря священному знанию ордена. Председатель, естественно, огласил не все. Есть вещи, о которых полагается знать только высшим лицам ордена. Ну и тебе теперь тоже как специальному агенту. Священное знание говорит, что этот тип, кстати он слепой, доверенная фигура Опекунов. Он живет в нашей ложной реальности и следит за тем, чтобы не было сбоев в круге перевоплощений мира. И, конечно, ему известно очень многое об Опекунах и их секретах.
– Если он слепой, как же он следит? – удивилась она.
– Особый глаз, девочка, особый глаз, не забывай. Он вот тут, – Камил постучал пальцем по лбу над переносицей. – . Ну, понимаешь теперь, в чем будет состоять твоя задача?
– Нырнуть к нему в койку и развязать язык. – Большие груди, в доказательство готовности к выполнению задания, уперлись в толстяка. Он оценивающе посмотрел на них и даже подержал одну в руке.
– Вот именно, – подтвердил он, с внезапной задумчивостью принявшись мять в пальцах почти голую сиську. – И не просто один раз нырнуть к нему в койку, а стать его постоянной любовницей. Но тебе придется быть с ним очень осторожной. Он хитер и умен. Обмануть его трудно. Кстати, ты будешь там не одна, я буду наблюдать за тобой и в случае чего помогать.
– Как?
– Я внедрился к нему под видом слуги. Но я один не могу раскрутить его как следует. Для этого нужна, сама понимаешь, женская ласка. – Камил с сожалением отпустил ее толстомясую грудь. – Я изучил его и знаю его прихоти. Они немного странные. Позже я введу тебя в курс дела. А теперь давай вернемся к остальным. Думаю, тебе не нужно напоминать о молчании?
– Не нужно. Я не дура.
– Контактировать будешь только со мной, поняла? Конспирация и субординация. Если заговоришь об операции с председателем, он сделает вид, что ничего не знает. Но на этом твоя миссия завершится, а ты ведь не хочешь так бесславно провалить дело?
– Я же сказала – не дура я, понимаю, – едва ли не с гневным возмущением ответила Фейри.
– Хорошо. Я верю тебе, девочка.
Они вернулись к пеньку-трибуне и порознь смешались с куцей толпой рядовых письменоносцев, внимавших оратору. Председатель продолжал самозабвенно хулить Опекунов, живописать неведомую Тайну и предаваться мечтам о могуществе.
