Полурабом его сделало Существо. Теперь он жил лишь для того, чтобы, когда придет срок, снова провести Ритуал – и после этого стать уже полным рабом. А хозяином всего сделается слепой щенок, этот уродливый Ублюдок, которого выбрало Существо.
Стиг уже почти смирился с предстоящим унижением. Выбора у него не было. Дело даже не в том, что ослушание повлекло бы за собой непостижимое, страшное, медленное наказание, по сравнению с которым смерть – ничто. А в том, что Существо излучало особую, отвратительно иррациональную логику, и этой логике подчинялось все, к чему оно прикасалось. Логика, неминуемая, как удар занесенного клинка. Логика, похожая на ловчую сеть. Стигу казалось, что воспоминание о неописуемо страшной, слепящей боли прикосновения Существа будет сопровождать его и на том свете.
Ему оставалось только ждать.
Большинство тех, кто входил в ближний круг посвящения, ждали с нетерпением. Они алкали власти над миром, временем, пространством. «Дурачье». Стиг даже не презирал их за глупость. Только жалел. И не их. Себя. Когда-то он жаждал того же. Но теперь все изменилось. Власть, та, на которую они зарились, не бывает для дюжины. Она – для одного. И этому одному не нужны жадные, всюду тянущие свои блудливые ручонки соратники. И даже просто соратники не нужны. Ему нужны рабы.
А срок приближался.
Слепому уродцу уже семнадцать лет. Накануне Стиг отдал распоряжение вытащить Ублюдка из глуши, где тот жил все эти годы. Сегодня его должны привезти сюда, на виллу.
За грохотаньем молний он не сразу различил оживление в доме. Но когда раздался стук в дверь и в комнату вошел вышколенный слуга, сердце Стига словно покрылось тонкой корочкой льда. Этот панцирь сжимал его и оттого удары сделались редкими и слабыми, а когда корочка растаяла, кровь поскакала по жилам с утроенной скоростью, будто пришпоренный жеребец.
– Сюда его, – с деланной бесстрастностью велел Стиг. – Одного. Смарт пусть ждет. Остальным, сколько их есть, скажи, чтоб убирались к черту.
– Слушаюсь.
Мальчишка предстал перед ним через минуту. Высокий, тонкий, черноволосый. Со скучающей физиономией, кривящимися тонкими губами, в темных очках.
– Добро пожаловать, Морл, – добросовестно и, насколько смог, приветливо выдавил Стиг.
– Я вас не знаю. Зачем меня сюда притащили?
– Ты хочешь обратно?
– Нет. Моей деревни больше не существует. Ее уничтожили… по вашему приказу?
Стиг молча выругался. Идиоты. Ясно же было сказано – щенок не должен знать.
Он постарался уйти от ответа.
– Скажи мне, мальчик мой, тебе было там хорошо?
– Я не ваш и не мальчик. Мне было там никак. Я хочу сесть.
Стиг вызвал слугу. «Хорошо, – подумал он. – Его соседи-полудикари и кучка хибар, взлетевших на воздух, не вызывают у него сочувствия. Не удивлюсь, если он даже не вспомнит о старухе, своей приемной матери. Кажется, до сегодняшнего дня она была еще жива?»
– Посади гостя и принеси… – обратился он к слуге.
– Принесите мне стул, – перебил его Морл. – Я не хочу сидеть в этих креслах.
Стиг присмотрелся к нему внимательней.
– Если тебя не затруднит, сними, пожалуйста, очки.
Морл сдвинул очки на лоб. Выпуклые белки были похожи на глаза древних слепых мраморных статуй. Но впечатление производили гораздо менее эстетическое. Стиг подавил отвращение.
– Откуда ты знаешь, что здесь есть кресла?
– А разве их здесь нет?
Кресла были. Стигу пришлось удовольствоваться таким ответом. В конце концов, мальчишка и сам мог не знать, как объяснить свои «странности», одну из которых он только что продемонстрировал. Самую простую и безобидную. За четыре года людям Стига так и не удалось разобраться с остальными его «странностями». Из отчетов и устных рассказов длинной соплей текла какая-то несуразица про самовозгорания, измененные состояния сознания и странные припадки у тех, кто за ним присматривал, внезапные исчезновения мальчишки, частую поломку систем наблюдения и еще черт знает что. Стиг понимал, что, скорее всего, ему самому придется доискиваться ответа, но испытывать на себе, например, самовозгорание не очень-то хотелось.
Слуга внес в комнату стул и поставил возле Морла. Увидев его глаза, отшатнулся и в страхе выпал за дверь.
– Как мне называть вас? – спросил Морл, еще больше скривив губы. Опустил очки на глазницы и сел на стул. Стиг с малой толикой оторопи наблюдал за его уверенными движениями.
– Меня зовут Стиг. Я хозяин этого дома. Несколько дней ты проведешь здесь, а потом у тебя будет свой дом. Почти свой.
– Зачем? Что вам от меня нужно?
– Пока ничего. До твоего совершеннолетия. Просто живи, развлекайся, ни о чем не думай.
– Хотите сказать, что за меня уже подумали?
Мальчишка все меньше и меньше нравился Стигу. Хотя какое там «нравился». До этой встречи, заочно, щенок пробуждал в нем вулкан ненависти. Теперь же это было холодное, как сухой лед, и такое же твердое нежелание находится с ним рядом, разговаривать с ним. И одновременно желание высечь его плетьми. Сейчас щенок не стоил ничего, сырая глина, из которой еще предстоит вылепить нужное. Но он ведет себя будто уже имеющий власть. Между тем всей власти его – умение пугать слабонервных своей слепоглазой физиономией. Да еще, пожалуй, строптивый характер.
– Именно это я и хочу сказать, – ласково проговорил Стиг. – Твоя жизнь принадлежит не тебе, сынок. Но, поверь мне, многие с радостью поменялись бы с тобой.
– И вы тоже?
Стиг вздрогнул, почувствовав словно удар той самой плетью, которой хотел высечь щенка. Ублюдок опередил его и сам взялся за невидимую плеть.
– Я тоже, – глухо ответил он. – Но не теперь. Давно когда-то. А сейчас я старик в инвалидном кресле, для меня все честолюбивые желания в прошлом.
– Это не так. Я чувствую, как вы дрожите. Мне это не нравится. Вы опасный человек. Я не хочу оставаться в этом доме. И я вам не «сынок».
– Тебе нечего опасаться ни здесь, ни где бы то ни было еще. Впрочем, как хочешь. Когда гроза кончится, тебя отвезут в другое место. Далеко отсюда.
«Я и сам не хочу оставлять тебя в своем доме, сопляк». Он нажал кнопку, вызывая слугу.
– Проводи гостя в столовую. Пусть его хорошо накормят. Исполнять все, что он скажет. Смарта ко мне.
– Слушаюсь, господин Стиг.
На пороге Морл остановился и, не оборачиваясь, произнес:
– Я хочу, чтобы ко мне обращались на «вы» и называли «господин Морл».
Единственной работающей рукой Стиг сжал подлокотник кресла так, что из него должна была бы закапать вода. «Исполнять все, что он скажет». Быстро же щенок ориентируется. Каков ублюдок.
– Хорошо, господин Морл.
