Догадка оказалась верной. Подтверждение ее однажды повстречалось Морлу во время прогулки по Городу. Дорогу впереди внезапно преградил человек. Морл с интересом изучил его бесплотными щупальцами, направил на незнакомца палец и предупредил:
– Даже и не думай. Все равно не успеешь. – А затем с еще большим интересом спросил: – Почему ты хочешь меня убить? Я не знаю тебя и не сделал тебе ничего плохого.
Человек долго молчал, выплескивая волны удивления. Оружия в руках у него не было, но смерть могла скрываться где угодно – например, в кольце на пальце или в игле, спрятанной под воротником.
– Или тебя подослали ко мне? – размышлял вслух Морл. – Скорее всего, подослали. Но тебе, наверное, не сказали, что меня нельзя убить. Не сказали?
– Заткнись, – сказал незнакомец и сделал быстрое движение.
Морл опередил его. Даже страх не успел прийти и разжечь огонь. Сработал мощный инстинкт, сидевший у него внутри. Сам воздух вокруг мгновенно вскипел, превратившись в топку, в которой переплавляется сущность вещей мира. Убийца закричал и выронил предмет, выхваченный перед этим из-под одежды. Морл не стал вникать в подробности. Наверное, предмет укусил его за руку или молнией выжег плоть. Какая разница?
– Значит, тебе не сказали, – повторил Морл. – Может быть, не знали?
Убийца ответил сдавленным стоном.
– А может быть, предполагали, – раздумчиво продолжал Морл, – и, чтобы самим не рисковать, послали тебя? Да, наверное, так и было. Я даже догадываюсь, кто это был. Его зовут Смарт?
– Я… не знаю, – прохрипел незадачливый убийца. – Отпустите меня.
– Да я же тебя не держу, – удивился Морл.
– Мой пистолет… он…
– Что – он? – переспросил Морл, выбрасывая невидимый щупалец. – Ах вот оно что. Бедняга.
Собственно, пистолета уже не существовало. Вместо него на земле сидела металлическая зверушка, похожая на капкан с хвостом, очень зубастая, и все ее зубы сейчас были нацелены на ногу убийцы. Она не давала бедолаге двинуться с места, охраняя ногу, словно сторожевой пес, и угрожая вцепиться в плоть при малейшем шевелении.
– Впрочем, ты сам виноват, – без тени иронии сказал Морл. – Нельзя обращаться с оружием как попало, это опасно. Но я задал тебе вопрос. Не хочешь ли на него ответить?
– Я же сказал – не знаю, как его зовут, – выдавил убийца, начиная нервничать.
– Но ты видел его?
– Видел.
– А что ты сделаешь, когда увидишь его снова?
– Убью.
– Очень хорошо. Это все, что я хотел узнать. Перед тем как мы расстанемся, может быть, ты хочешь что-нибудь сказать мне?
– Я… простите меня… и… уберите эту тварь… пожалуйста, – униженно попросил убийца.
– Меня зовут господин Морл.
– Прошу вас, господин Морл, помогите. – Он покачнулся, и зверушка звонко щелкнула пастью в сантиметре от его ноги.
– Но ты можешь звать меня просто хозяин. Согласен? Иначе я не смогу тебе помочь и эта тварь загрызет тебя до смерти.
После недолгого молчания убийца ответил:
– Согласен. Вы берете меня на работу?
– Я не нуждаюсь в услугах киллера. Твои отношения с бывшими нанимателями меня не касаются. Мне нужен слуга. Личный слуга. Мне кажется, ты подходишь для этого. Скажи мне, ты умеешь быть преданным?
– Да… да, хозяин.
– И умеешь предавать?
– Кто же не умеет предавать? – попытался усмехнуться убийца.
– Ценю твою честность. Но не думаю, что ты захочешь предать меня. Ведь я собираюсь спасти тебя от этой злобной штуки… а кроме меня, этого никто сделать не может. Ты, вероятно, уже догадался, что она охраняет меня? – Он нисколько не приврал. Тварь в самом деле была сторожем. Но она всегда принимала разные обличья, и Морл не знал, действительно ли она одна или их много.
– Х-хорошая собачка, – вымученно согласился убийца.
– Ты еще не сказал, как тебя зовут.
– Камил.
– И не забывай добавлять слово «хозяин».
– Хорошо, хозяин.
– Надеюсь, смена профессии тебя не очень расстроит. Когда-нибудь, может быть, очень скоро, ты поймешь, что сделал хороший выбор.
– Хозяин, я больше не могу стоять так, – взмолился Камил. – Нога затекла. Сделайте что-нибудь.
– Предупреждаю: если решишь удрать, я пущу собачку за тобой. Конечно, я останусь тогда без слуги, но ведь согласись – это будет единственное правильное решение. Ты виноват передо мной и так или иначе должен загладить свою вину.
– Зачем столько слов? Я уже сказал: да, – страдая, выкрикнул бывший наемный убийца.
Морл медленно подошел к зверушке и прихлопнул ее разверстую пасть ботинком. Когда он убрал ногу, на земле остался лежать пистолет.
– А теперь ступай за мной, – сказал он. – Если хочешь, можешь забрать свою игрушку.
Но тот, конечно, не стал поднимать тварь, снова притворившуюся пистолетом.
Еще один слуга в доме никого не заинтересовал. Морл поселил Камила в одной из своих комнат и поначалу не беспокоил, велев обвыкать и лечить укушенную тварью руку. Но несколько дней спустя снова заявился Смарт, нервно облизывающийся, осторожный, как побитая дворняга, и Морл вызвал слугу, потребовав кофе для гостя.
Камил не сделал ни одного лишнего движения. Морл мысленно одобрил его выучку. Смарт тоже оправдал ожидания – с избытком. Беседа из просто бессмысленной моментально сделалась архиневразумительной и быстро свелась к полному нулю, коим, в сущности, и являлась. Смарт проблеял на прощанье что-то насчет «гнилых русских интеллигентов, которым нельзя ничего доверить», и стремительно исчез.
– Ты русский? – поинтересовался Морл у слуги.
– По крайней мере наполовину, хозяин. Национальность моего папы была неизвестна моей маме. Фамилия у меня русская, а имя досталось от покойного дедушки. Он был артистом и мечтал играть на сцене русских театров. В ранней молодости я тоже хотел стать артистом.
– И ты – интеллигент? – продолжал Морл.
– Лично у меня в этом нет никаких сомнений, хозяин. Полвека назад, во времена моего дедушки, интеллигенция в России снова подняла голову и взялась за оружие. С тех пор она с ним не расстается.
– Русские интеллигенты зарабатывают убийствами? – удивился Морл.
– На данный момент это единственный хлеб русского интеллигента, хозяин. Я уверен, что для большинства, как и для меня, это не просто убийства.
– Гм… жертвоприношения?
– Индивидуальный террор, хозяин, освоенный нашими пра-пра-пра– и так далее дедами еще двести лет назад.
– Чего же вы хотите?
– Перемен. Всегда и только перемен. Я бы даже сказал, свободы больших перемен.
