Морл перестал совершать прогулки и дни напролет просиживал в кресле. Сквозь стены и перекрытия этажей он чувствовал оживление «опекунов». Они суетились по-муравьиному, и в последние несколько суток перед тем днем как будто совсем забыли о нем. Но он знал, что они ничего не забыли. Просто, как и он, они предчувствовали завершение их дела. Вернее, может быть, они думали, что это станет началом. Морл презирал их за эту ошибку.
Камилу он сказал:
– Когда они придут за мной, ты тоже пойдешь. Я хочу, чтобы ты был рядом. Плевать, какие рожи они состроят и что будут блеять. Они – мусор передо мной, запомни.
– Почему бы вам не избавиться от них, хозяин?
– Время еще не пришло. Пусть доделывают свое дело.
– Какое дело, хозяин?
– Этого тебе лучше не знать. А в общем… сам увидишь. Надеюсь, ты не упадешь в обморок от страха.
Камил пообещал не упасть.
А если все-таки и потерял сознание, то лишь на несколько минут.
В тот день он сообщил слепому, что не может отыскать девушку. Морл едва ли обратил на это внимание. Он был смертельно бледен и в испарине. Пальцы с длинными нестрижеными ногтями скребли подлокотники кресла. Камил спросил о причине. Ответа не получил. Ушел готовить ужин.
После этого заявились два «опекуна», справились о здоровье, бестолково потоптались в комнате и скоро исчезли. Морл слышал, как за стенкой они завели с Камилом занимательный разговор об экзотических приправах, повышающих потенцию, усиливающих остроту восприятия, вызывающих экстрасенсорные способности и пробуждающих магическую силу у тех, кто ею наделен. Такие разговоры, как уже убедился Морл, тоже были хобби его слуги. Но «опекуны» ничего не делают просто так. В этом он также имел возможность убедиться. И если они решили воспользоваться слабостью слуги, значит, им что-то от него нужно. Или же отвлекают внимание, заговаривая зубы. Надо бы предупредить его…
– Хозяин, – с порога заговорил Камил, – я принес вам ужин. Овощная смесь, голубой сыр, мятный чай, как вы любите.
– Поставь. Что им было нужно?
– Этим-то? – Небрежное хмыканье. – Попросили кое-какую травку. У меня хорошая коллекция приправ.
– А откуда они об этом узнали?
– Я немного поучил здешнего повара-дилетанта. Ну, как запекать томаты, сколько перца и сахара в грибной соус класть, чем запах блюда усилить, все такое. Неуч необыкновенный! Обещал ему научить искусству приправы. От него, наверно, и узнали. Я что-то сделал не так, хозяин?
– Будь осторожен. Я не хочу, чтобы тебя убрали.
– Вы хотите сказать…
– Подай мне тарелку.
Морл принялся поглощать ужин. Камил больше не спрашивал – размышлял. А может, замышлял.
После еды Морлу удалось немного поспать. Когда проснулся, ощутил непонятное неудобство в голове. Мысли разъезжались, как ноги в слякотной грязи, между висками словно поставили распорку, расширяющуюся и давящую. Мягкое содержимое черепной коробки кружилось на карусели и кувыркалось. Морл попытался встать, но его бросило назад, едва он поднялся.
И сразу же распахнулись двери, в комнату набилось десятка два человек, и все принялись галдеть в один голос. Морл с трудом сосредоточился на словах.
– Хозяин, – говорили все двадцать обеспокоенным голосом Камила, – они пришли за вами. Говорят, что вы должны пойти с ними.
– Я… знаю. – Неповоротливый язык едва пропихивал слова наружу. – Помоги… встать.
– Что с вами, хозяин? – Камил подставил ему свое плечо.
– Они… решили постра… подсра… подстраховаться. Глупые люди. М-мусор.
Камил вытащил его на себе в соседнюю комнату, где ждали «опекуны». Сколько их, Морл не разобрал. Ему показалось, что целая толпа.
– Уважаемые господа, хозяин не в состоянии идти с вами, – попытался отбить его Камил. – Сами видите.
– Зам… олчи. Я готов. Я уже… давно… готов. Н-ну. Пшли. Вперед… на бойню! С-скоты.
Неизвестное количество «опекунов» попыталось оторвать его от слуги, но Морл вцепился в одежду Камила и грозно рыкнул, ощерившись по-звериному:
– Не сметь. Он – со мной.
«Опекуны» что-то пискнули в ответ возражающее, но угрозу восприняли и больше ненужных попыток не делали. Они пошли вперед, показывая путь, слуга, невысокий ростом, покряхтывая, транспортировал пьяного в дым хозяина, который был выше его на полторы головы. Голова эта моталась на ходу из стороны в сторону, Морл сопел, тихо ругался и честно пытался самостоятельно переставлять ноги. После спуска в лифте с ним случился момент просветления, и он горячо задышал в ухо Камилу:
– Что бы ни было, держись все время в стороне. Подальше от них. И не лезь ко мне. Запомнил?
– Запомнил, – тихо ответил слуга. – Мы тоже не лыком шиты.
– А?
– Предупрежден, значит, вооружен, – пропыхтел Камил, скользящим движением дотронувшись до кармана.
Морл издал звук, похожий на карканье вороны, которая болеет ангиной. Камил скосил на него глаз и понял, что хозяин смеется.
– Забыл, как тебя хотел загрызть твой пистолет?
Камил вздрогнул, пристроил хозяина на плече поудобней и невнятно сказал себе под нос:
– Угораздило… гадючье гнездо…
Когда они пришли на место, Морла сняли со слуги, и Камил сразу же потерялся в маленькой толпе, собравшейся там. В действительности «опекунов» было не больше дюжины, но Морл с трудом мог считать. Его удерживали в вертикальном положении двое. «Опекуны» невыносимо торжественно, даже торжествующе молчали. Шелестело колесами инвалидное кресло, резко пахло сыростью, в голове гудел морской прибой.
Морл собрался с силами и оттолкнул тех, что поддерживали его. Для устойчивости широко расставил ноги. Потом обвел присутствующих слепыми белками глаз и грозно спросил:
– Н-ну?
В прошлые, неудачные разы все начиналось с мерзкого, дурманящего запаха. Но Морл и без того уже был чем-то одурманен и не почувствовал никакого запаха, кроме все той же сырости.
Туман молчания был разорван голосом главного «опекуна», паралитика Стига. Тяжелые, придавливающие к полу, распространяющие смрад незнакомые слова. От их мерного ритма, время от времени нарушаемого срывом в более высокие тона с подвыванием, Морла клонило в сон. Вялый кусок студня, который назывался мозгами, готов был растаять и растечься лужицей. Морл тряхнул головой, потом еще раз. Теперь в черепе звенели маленькие колокольчики.
Жертву уже привели. Морл закрыл от нее все свои органы чувств, бесплотные руки завязал узелком, чтобы не шарили в пространстве без спросу. Он готовился преодолеть страх рождения, и лишние ощущения были ни к чему.
К голосу инвалида присоединились и другие. Призывные слова звучали резко, неприятно, будто скрежет рушащегося здания из стеклометалла. Морл почувствовал легкое, невесомое прикосновение. Это не был человек. Человек не может прикоснуться к плоти сквозь одежду. Почему он не чувствовал этого в прошлые разы? Прикосновения успокаивали, усмиряли мысли и эмоции. Нет, не усмиряли. Мысли и эмоции просто исчезали, их точно слизывали языком.
